И в этот момент часы бьют девятый раз.
Убийца снимает с головы трупа корону и с подчёркнутой любезностью подаёт молодой женщине. Потом хватает мёртвую за руку и с неожиданной силой утаскивает труп из вида.
— Оставим тело разлагаться здесь, — громко произносит он, запыхавшись под тяжестью тела. — На веки вечные.
Он прячет женщину за высокой ширмой, которая в основном служит для маскировки двери в глубине сцены. Панели ширмы расшиты переплетёнными лозами красных и белых роз.
— Да чтоб тебя чума забрала, — тихонько говорит покойница.
— В гробу я тебя видал, — шепчет в ответ её убийца и возвращается назад, к безмолвной и неподвижной публике, потрясённой внезапной смертью темноволосой красавицы.
Я и был этой дамой постарше.
Комната, где я только что помер, освещена множеством свечей, но за ширмой темно как в могиле. Я подполз к полуоткрытой двери и вернулся через неё в тамбур, стараясь не задевать саму дверь, чей верх торчит над расшитой розами ширмой.
— Господи помилуй, Ричард, — тихо сказала мне Джин. Она провела рукой по моей прекрасной юбке, заляпанной овечьей кровью. — Какая жалость!
— Это отстирается? — спросил я, поднимаясь на ноги.
— Возможно, — с сомнением произнесла она, — но прежним платье уже не будет, верно? Так жаль. Давай-ка я замочу этот шёлк.
Джин — славная женщина, вдова и наша портниха. Она ушла за кувшином воды и тряпкой.
У стен комнаты бездельничали с десяток мужчин и мальчишек. Алан устроился поближе к паре свечей и потихоньку заучивал роль, читая слова с длинного листа бумаги. Джордж Брайан и Уилл Кемп резались в карты, используя вместо столика один из наших ящиков с реквизитом. Кемп ухмыльнулся.
— Когда-нибудь он воткнёт этот нож прямо тебе под рёбра, — сказал он мне и состроил рожу, изображая покойника. — Он бы не прочь. Да и я тоже.
— И тебя чтоб чума забрала, — сказал я.
— Ты должен быть с ним любезен, — сказала мне Джин, безуспешно тыкая тряпкой в овечью кровь. — Я имею в виду, с твоим братом, — продолжила она.
Я ничего не ответил, просто стоял, пока она пыталась очистить шёлк. Одним ухом я прислушивался к игре актёров в том большом зале, где на троне сидит королева.
Я уже в пятый раз играл перед королевой — дважды в Гринвиче, дважды в Ричмонде, и теперь в Уайтхолле — и люди вечно расспрашивают, как она выглядит, а я обычно выдумываю, потому что её невозможно увидеть и описать. Свечи в основном горят там, где играют актёры, а Елизавета, милостью Божьей королева Англии, Франции и Ирландии, сидит под роскошным красным балдахином, который отбрасывает на неё тень, но даже в тени можно разглядеть белое, как крыло чайки, лицо, неподвижное и суровое, и собранные в высокую прическу рыжие волосы с золотой или серебряной короной. Обычно она сидит не шевелясь, как статуя, кроме тех мгновений, когда смеётся. Её белое лицо как будто не одобряет происходящее, но ей явно нравится пьеса, и придворные наблюдают за ней, как и мы, пытаясь разгадать, нравится ли ей представление.
