Однажды она сорвалась. Был очень тяжелый день. В Филармонии на общем собрании отдела, как всегда, стоял вопрос о дисциплине. Худрук поставил в пример Веру, хвалил ее за работоспособность, дисциплинированность, постоянный поиск, творческий рост. Это вызвало соответствующую реакцию, и одна из выступавших открыто сказала, что деятельность Веры Васильевны можно рассматривать и в другом аспекте — как погоню за длинным рублем, карьеризм и даже, почему-то, подхалимаж. Это было так несправедливо, что за нее сразу заступились, но скверный осадок остался.
Потом в магазине она стояла в очереди в кассу, держа в руках сто рублей и соображая, за что нужно платить, а когда подошла к кассе, то денег в руках не оказалось. Вытащили или выронила? А больше у нее не было. Домой вернулась с пустыми руками, пришлось изворачиваться, чтобы приготовить еду на ужин и завтрак.
Танюшку она застала в полном душевном расстройстве — получила двойку за контрольную по арифметике. Пресловутая Жердь обвинила ее в списывании, а на самом деле ей перебросили тетрадку, чтобы она проверила. Обычно сияющий Петька затуманился — то ли из сочувствия к сестре, то ли заболевал.
Вечером концерт был «у черта на рогах», в каком-то общежитии. В зале оказалось двое пьяных, разговаривавших синхронно с Верой, их долго и шумно выдворяли, а она, вместо того чтобы остановиться и переждать, от злости продолжала, форсируя звук, стараясь перекрыть гвалт, и, конечно, никто ничего не понял.
Потом с полчаса под дождем на ветру ждала трамвая, думая о том, что если бы у нее был хороший муж, то он бы вышел встретить ее, приготовил бы горячую ванну, дал бы в постель чаю.
На пустынной уже, темной улице, близко от дома, к ней пристал парень: «Кошечка, пойдем со мной!» — и попытался обнять ее. Она развернулась, двинула его концертным чемоданчиком и побежала. Парень бросился за ней, выкрикивая угрозы, она влетела в подъезд, взвилась на второй этаж, к счастью, встретила соседа по площадке, и парень отстал.
Домой пришла задыхающаяся, измученная, продрогшая и, увидев мужа, дымившего в постели своими вонючими «гвоздиками» (сколько раз она просила не накуривать на ночь!), не выдержала — зарыдала, загремела…
Усталость, неприятности и волнения дня вылились в приступ ненависти к Павлу: он во всем виноват! Она кричала, не помня себя, валя все в одну кучу — и его затянувшуюся диссертацию, и свое сохнущее без любви сердце, выискивая слова, чтобы больнее ударить его.
