Но главный жрец сидел рядом, затаив дыхание, не зная, верить или не верить страшным вестям.
— Верно ли я понял? Ты хочешь, чтобы я помог накхам взять Двару? — будто надеясь, что ослышался, хрипло переспросил он.
Такое толкование его слов Хасту весьма не порадовало. Скажи он «да», и, пожалуй, у его собеседника все же прорежется голос.
— Царевич Аюр назвал Ширама мечом в своей руке. Слово было произнесено при мне, и я могу поклясться Господом и этой святыней... — он благоговейно приложил губы к перстню, — что говорю правду.
Он встал, обратился лицом к востоку и, протянув руку в сторону светила, торжественно произнес:
— А если я солгал, пусть Исварха, Владыка Двух Горизонтов, испепелит меня в сей же миг!
— Я повинуюсь воле святейшего Тулума, — выдавил верховный жрец Двары. — Но, Хаста, если ты лжешь, искра твоей души погаснет и обратится в золу. Не будешь ты знать ни покоя, ни искупления!
— Я сказал правду! — отрезал Хаста. — Сегодня ночью мне будет нужна помощь твоих людей...
* * *
Перед рассветом из утреннего тумана, висевшего над рекой, вынырнул отряд накхов на взмыленных лошадях. Стража на стене протрубила тревогу, но отряд остановился на расстоянии чуть больше перестрела, не доезжая до заставы перед мостом, ведущим на остров. От отряда отделилось несколько всадников.
— С вами говорит Аршаг, саар рода Зериг! — закричал один из них, гарцуя вблизи стен. — Мармар, сохранивший верность государю, был моим братом! Я — враг самозванца Ширама! Я готов сражаться вместе с вами против него!
Со стен послышались раскаты смеха.
— Эту хитрость еще твоя бабка придумала! — кричали оттуда. — Кого ты решил обмануть?
— Откройте ворота! Я встану с вами плечом к плечу! — не унимался Аршаг.
На стене появился воевода.
— Проваливай, накх! — заорал он. — Или я прикажу стрелять!
Аршаг повернулся к своим воинам, крикнул им что-то. Те развернули коней и, призывая проклятия на головы защитников крепости, умчались в степь.
Вскоре, едва стража решила, что опасность миновала, со стороны гор послышался слитный гул копыт большого войска. Вновь загремела труба, и вновь от воинства, раза в три превышающего первый отряд, отделился всадник. На этот раз, впрочем, это была всадница, седая и величавая. Она остановилась перед воротами и заговорила так, что у стражников сразу пропала всякая охота глумиться:
— Вы дали убежище изменнику Аршагу и его людям! Выдайте их — и крепость не пострадает! А если вы решите дать им убежище, мы войдем в Двару по вашим мертвым телам и вырежем сердца всем, кто останется жив!
