Одно мне интересно: Лена уже тогда, стоя в кругу вместе с Туре, поняла, как все пойдет дальше?
Нет, не хочу даже вспоминать, как прошла тренировка. Мы прыгали и бегали до кровавого привкуса во рту. Почти все упражнения я делал хуже всех и чувствовал, что только мешаюсь под ногами. В конце поля Лену и Туре проверяли на вратаря, но я за ними не следил.
У Лены были сбиты оба локтя, лицо в каменной крошке, и она так устала, что на последней перед домом горке слезла с велика. Всю дорогу она молчала. И только когда нам уже пора было расходиться по домам, посмотрела на фьорд, на деда, который как раз шел из лодочного сарая, и сказала:
– Трилле, не бросай футбол.
Я ничего не ответил. Мне хотелось только одного – поскорее скинуть проклятую форму и залезть под душ.
– До завтра, – сказал я.
И пошел домой.
Второй раз Лена просить не стала. На следующую тренировку она поехала в одиночку. Я стоял у окна и смотрел, как она вскочила на велик и помчалась, не оглянувшись. Пару секунд мне хотелось ее догнать и поехать вместе, но потом я вспомнил отца Кая-Томми, и по коже поползли мурашки. Я не смог.
– Ты бросил футбол? – спросил папа.
Я поежился. Что значит – бросил? Все мальчики играют в футбол.
– Взял пока паузу, – пробормотал я.
Папа – не тот человек, который готов разрешить мне сачковать и чего-нибудь не делать. Но сегодня его мысли явно были заняты чем-то другим.
– Хорошо. Если ты не идешь на тренировку, поможешь отцу. И заодно поддержишь спортивную форму. Надо отнести овцам соляной камень.
Он шутит? Брикет соли весит десять килограммов, а тащить надо аж на Кант, на гору. Это я до вечера волочить его буду. Я уже собирался сказать, что детский труд запрещен, как Лена обычно говорит, но увидел складку у него на лбу и усталое лицо: мама уснула в гостиной на диване, на кухне грязь, разор и стихийное бедствие.
– Хорошо, – сказал я и пошел в хлев.
Кант – крайняя точка длиннющей горной гряды, она начинается отвесной скалой у моря и дальше не становится менее крутой. Я запыхался, еще не дойдя до хутора Юна-с-горы. Но потом, к счастью, у меня открылось второе дыхание. И мелькнула мысль, что я ненароком могу встретить тут Биргитту.
Последние годы при Юне-с-горы в Холмах порядка не было. В крыше сеновала не хватало черепиц, краска на стенах облезла, из кустов ягод торчали метелки травы. Сейчас я не верил своим глазам, мне даже пришлось остановиться: по всему двору – ровный, зеленый, аккуратно подстриженный газон и ряды деревянных грядок с овощами и ароматными травками. Черепицы на крыше подогнаны плотнее, чем нитки в плаще, все стены перекрашены.
