Большой платяной шкаф, палас белого цвета на полу, покрытом мраморной плиткой, окна с раздвижными металлическими рамами оборудованы противомоскитными сетками голубого цвета.
— Угощайся, — вернувшись в холл, произнес Крюков, ставя на стол тарелку с яичницей и две большие кружки с чаем. — Извини, хлеба нет.
— Спасибо, Дима! — улыбнулся Сергей, с аппетитом жуя угощение.
— Ты кто по званию? Какого года рождения? Где служил? — стал задавать вопросы Крюков, отхлебывая горячий чай. — О! Так мы с тобой одногодки! Ты моложе своих лет выглядишь! А я служил в Эстонии, на острове Сааремаа.
— На Сааремаа? Так со мной Кофанов Саша приехал, он тоже там служил! — пододвигая к себе чашку с чаем, сказал Сергей. — Завтра увидишь его, высокий такой парнишка с розовыми-розовыми щеками, как у ребенка. Старший лейтенант…
— Ты пей, пей чай, настоящий цейлонский, в Союзе такого днем с огнем не сыщешь!
— Да, отличный чай, как чифирь…
— Я люблю крепкий. Водки нет, пива нет. Сначала тянуло страх как, а потом вот на чаек перешел, по-мусульмански, и ничего… В общем, жить можно здесь. Сперва тяжеловато будет. Климат… частые командировки. Пока привыкнешь к отсутствию семьи… Я вот спортом занялся, отжимаюсь, бегаю, в море купаюсь, снимаю стресс, одним словом.
Привыкаешь ко всему и к одиночеству тоже, будь оно неладно… Письма редко приходят — один раз в два месяца. По радио иногда жена через Ренату Сафронову — редактора музыкальной программы для советских специалистов, служащих за рубежом, — присылает приветы, напоминает о своем существовании. Спорт, работа, поездка на сук — на рынок то бишь, вот и все развлечения, пожалуй. В библиотеке книги все старые, зачитанные до дыр. Фильмы крутят тоже не ахти какие… О, уже первый час ночи! Все, все… в люлю. А то завтра рано подъем. Аллах Акбар, — произнес Крюков. — Располагайся в любой спальной комнате. Белье-то с собой привез постельное?
— Нет, — ответил Сергей.
— Ну, пиши, значит, подруге, чтобы везла с собой. У меня лишнего комплекта, увы, нет для тебя. Извини…
«Да, дела… Ну что же, значит, буду спать так», — подумал Сергей и, открыв дверь, зашел в одну из спальных комнат.
«Привыкаешь ко всему, и к одиночеству тоже, будь оно неладно…» — вспомнил Сергей фразу, произнесенную Крюковым, и как при этом нервно задергалось веко его правого глаза.
«Одиночество… могущественное, как море, бушующее за окном этой неуютной комнаты, в которой давно никто не жил», — Сергей щелкнул выключателем. Зажегся тусклый свет — огромная кровать, накрытая серым и колючим одеялом, влажные подушки без наволочек, собственное усталое лицо, отраженное зеркалами трюмо.
