Я вновь присоединился к Петти на последнем отрезке затянувшегося турне и сказал группе Тома: если им хочется что-нибудь сыграть, пусть скажут мне, и мы это сделаем. Начали мы на Ближнем Востоке: два концерта в Израиле – в Тель-Авиве и Иерусалиме, – затем в Швейцарии, а следующий – в Италии. За первые четыре концерта я спел восемьдесят разных песен, ни одной не повторяя – просто посмотреть, получится или нет. Вроде легко. Подходы, которыми я пользовался, были неповоротливы, но крайне эффективны. Вокальную технику я включал по различным формулам, и голос не срывался, я мог петь без устали целую вечность.
Каждый вечер я будто ехал на автопилоте. Правда, я все равно планировал все бросить; уйти со сцены. Я не собирался тащить груз дальше, я от этого себя еще не отговорил – все равно казалось, что публики у меня почти не осталось. Даже на этих гастролях, какой большой ни была толпа, слушателей в основном привлекал Петти. Перед концертами с ним сам я не ездил на гастроли регулярно. Одна морока – собирать и распускать группы на тридцать-сорок выступлений. Заела рутина. Мои выступления были действом, а ритуалы мне наскучили. Даже на концертах с Петти я смотрел на людей в толпе, а видел силуэты в тире: с публикой не было никакой связи – просто случайные объекты. Мне было противно – меня тошнило от того, что приходится жить в мираже. Пришла пора заканчивать. Мысль об отставке меня совершенно не тяготила. Я уже пожал этой идее руку, свыкся с нею. Единственное, что с тех пор изменилось, – выступления больше не отнимали у меня ничего. Я плыл под парусом.
И вдруг однажды вечером в Локарно, Швейцария, на Пьяцца-Гранд-Локарно, все развалилось. На миг я провалился в черную дыру. Сцена располагалась под открытым небом, порывами налетал ветер – в такую ночь что угодно снесет. Я открыл рот, чтобы запеть, и тут воздух сгустился – вокальное присутствие погасло, и наружу не вышло ничего. Методы не работали. Невероятно. Я-то думал, что овладел новой техникой, а оказалось – еще один трюк. Какая уж тут радость? Я в капкане, караул. Стоишь перед тридцатью тысячами человек, они таращатся на тебя, а ничего не выходит. Какой дурацкий провал. Прикинув, что мне терять нечего, а предосторожности ни к чему, я призвал на помощь иной тип механизма, чтобы с толкача завести другие методы, отказавшиеся работать. Сделал я это автоматически, вынул из воздуха, навел собственные чары, чтобы изгнать дьявола. И вдруг – как будто из ворот вырвался племенной жеребец. Все вернулось ко мне, причем вернулось во множестве измерений. Я и сам удивился. Меня заколотило. Я немедленно воспарил ввысь. Это новое произошло у всех на глазах. Возможно, заметили толчок энергии, но и только. Никто не обратил внимания, что произошла метаморфоза. Теперь энергия поступала с сотни разных направлений, совершенно непредсказуемых. У меня возник новый дар – и, похоже, он превосходил все мыслимые человеческие требования. Если мне и нужна была иная цель, теперь она у меня была. Я будто стал совершенно новым исполнителем, неизвестным в полном смысле этого слова. За тридцать с лишним лет выступлений я ни разу тут не оказывался, я никогда не доходил досюда. Если меня не существовало, кто-то должен был меня изобрести.
