– Да, но он обозлен, – сказала Диана. – Если бы мальчик знал, что творит…
– Если бы он знал, что творит, – прервал ее Пуст со своего места под часами, – то его надо было бы засадить к чертовой матери в тюрьму. Вы же читали о нынешних детках – изнасилования, грабежи, убийства, бог знает, что еще, – и их нельзя даже упечь, потому что чертовы либералы, такие все добренькие, не разрешают.
– В мое время была трость, – мрачно произнес Макдоноу.
– К чертям трость, – сказал Пуст. – Надо вернуть воинскую повинность. Она научила бы их дисциплине.
Боги, думал я, что за идиотизм. Этот мускулистый безмозглый осел распинался еще несколько минут, а Изабель Тапи бросала на него пылкие взоры из йогуртного угла.
Молодой Кин, который тоже прислушивался к разговору, мимолетно скорчил смешную рожу – так, чтобы физкультурник не заметил, – превратив свое острое и умное лицо в точную карикатуру на Пуста. Я сделал вид, что не заметил, и, прикрывшись рукой, спрятал улыбку.
– Разговоры о дисциплине – это прекрасно, – вмешался Роуч из-за «Миррор». – Но какие у нас возможности? Натворишь что-нибудь, и тебя оставят после уроков. Провинишься еще сильнее – тебя временно отстранят от занятий, а это наказание прямо противоположное. Какой смысл?
– Никакого смысла нет, – сказал Пуст. – Но все должны видеть, что мы не сидим сложа руки. Сделал это Коньман или нет…
– А если не сделал? – спросил Роуч.
Макдоноу отмахнулся:
– Неважно. Важно, чтоб был порядок. Черт побери, хулиган дважды, трижды подумает, прежде чем преступить черту, если он знает, что в тот же миг отведает трости.
Пуст кивнул. Кин еще раз скорчил рожу – теперь другую. Диана пожала плечами, а Грушинг иронично улыбнулся с едва уловимым превосходством.
– Это сделал Коньман, – с нажимом сказал Роуч. – Такая глупость как раз в его духе.
– И все равно мне это не нравится. Я чувствую, что это не так.
Мальчики были непривычно сдержанны. В обычное время такое происшествие было бы приятным нарушением школьной рутины: мелкие скандалы и маленькие пакости, тайны и драки – все это нормально для подростков. Но здесь нечто другое. Переступили некую черту, и даже те, кто никогда и слова доброго не сказал об Андертон-Пуллите, были встревожены и недовольны случившимся.
– По-моему, он малость того, правда, сэр? – сказал Джексон. – Не в смысле, что псих, но и не совсем нормальный.
– Он поправится, сэр? – спросил Тэйлер, сам аллергик.
– К счастью, да.
Мальчика еще держали дома, и, насколько известно, у него все прошло.
