— А они не спрашивают — для чего нужны эти молоты?
— Милая Храм, этим инженерам, отбывающим свои двадцатипятилетние сроки за «вредительство», не у кого, да и незачем спрашивать. У них есть только инструкция по изготовлению молота. Ей они и должны следовать неукоснительно, если хотят получать свою лагерную пайку. Начальник «шарашки» сказал им, что ледяные молоты нужны для укрепления оборонной мощи советского государства. И этого вполне достаточно.
На широкой белой груди Ха виднелись старые шрамы от ледяного молота. Я осторожно коснулась их пальцами.
— Нам пора, Храм, — решительно вздохнул он. — Поедешь со мной.
Мы вылезли из ванны. Адр и Настя обтерли нас, помогли одеться. Ха облачился в свой генеральский мундир, а на меня надели форму лейтенанта госбезопасности. Адр передал мне документы:
— По паспорту ты Варвара Коробова. Ты моя жена, живешь в Ленинграде, мы с тобой приехали сюда в командировку. Ты сотрудница иностранного отдела Ленинградского ГБ.
У ворот дачи ждала черная машина. Мы втроем сели в нее и поехали в Москву. Настя осталась дома.
— Это трудно — жить с пустышкой? — спросила я Ха.
— Да, — серьезно кивнул он. — Но так надо.
— Она все знает?
— Не все. Но она чувствует величие нашего дела.
В Москве мы подъехали к массивному зданию МГБ на Лубянке. Вошли, предъявили документы, поднялись на третий этаж. В коридоре несколько встречных офицеров подобострастно отдали честь Ха. Он вяло ответил. Вскоре мы вошли в его громадный кабинет, где в секретарской комнате нас стоя приветствовали трое секретарей. Ха прошел мимо них, распахнул двойные двери кабинета. Мы проследовали за ним, Адр притворил двери.
Ха бросил кожаную папку на свой большой рабочий стол, подошел ко мне, обнял:
— Здесь нет подслушивающих устройств. Как я счастлив, сестра! Вместе с тобой мы сделаем большие дела. Ты одна из нас знаешь все 23 сердечных слова. Твое сердце умное, сильное и молодое. Мы скажем тебе, что делать.
— Я сделаю все, Ха, — гладила я его атлетические плечи.
Сзади ко мне приблизился Адр, обнял, прижался.
— Я ужасно хочу твое сердце, — с дрожью в голосе прошептал он в мой затылок.
— Оно твое, Адр. — Я протянула назад руку и коснулась его теплой щеки.
— И мое, и мое… — горячо бормотал Ха.
Зазвонил один из четырех черных телефонов.
Недовольно зарычав, Ха разжал объятия, подошел к столу, снял трубку:
— Влодзимирский. Чего? Не, Борь, я занят. Да. Ну? Чего ты не можешь? Борь, ну что ты муму ебешь?! Валится, валится, бля! Стоило мне с отдела уйти, у вас все повалилось! Доложи Серову. Ну? И что? Так и сказал? Ёпт… — Он недовольно вздохнул, почесал тяжелый подбородок, усмехнулся. — Разгильдяи вы! Правильно вас Виктор Семеныч жучит. Ладно, давай сюда. Двадцать минут у тебя есть.
