— Расслабься. — Она быстро и профессионально всунула судно под одеяло.
Прохладный пластик прикоснулся к бедрам Лапина. Ее рука взяла его член. Направила в патрубок.
— Слушай… — Он потянул к себе колени. — Я ведь не паралитик еще…
Ее свободная рука остановила его колени. Нажала. Уложила на кровать.
— Здесь нет никакой проблемы, — мягко и настойчиво произнесла она.
Лапин смущенно засмеялся. Посмотрел на «ОМ». Потом на лилию в вазе.
Прошло полминуты.
— Урал? Так ты хочешь или нет? — с мягким укором спросила она.
Лицо Лапина стало серьезным. Он слегка покраснел. Член его вздрогнул. Моча бесшумно потекла в судно. Медсестра умело придерживала член.
— Ну вот. Как просто. Ты никогда не мочился в судно?
Лапин мотнул головой. Моча текла.
Медсестра протянула свободную руку. Взяла со столика с напитками салфетку.
Лапин закусил губу и осторожно вдохнул.
Струя иссякла. Медсестра обернула член салфеткой. Осторожно вынула потеплевшее судно из-под одеяла. Поставила под кровать. Стала вытирать член.
— Ты родился с голубыми глазами? — спросила она.
— Да. — Он исподлобья посмотрел на нее.
— А я родилась с серыми. И до шести лет была сероглазой. И отец повел меня на свой завод. Показать какую-то чудесную машину, которая собирала часы. И когда я ее увидела, я просто окаменела от счастья. Она так работала, так потрясающе работала! Не знаю, сколько я стояла: час, два… Пришла домой, завалилась спать. А на следующее утро мои глаза поголубели.
Член Лапина стал напрягаться.
— Ресницы черные. И брови, — разглядывала она его. — Ты, наверно, любишь нежное.
— Нежное?
— Нежное. Любишь?
— Я … вообще-то… — сглотнул он.
— У тебя были женщины?
Он нервно усмехнулся:
— Девки. А у тебя были женщины?
— Нет. У меня были только мужчины, — ответила она спокойно, выпуская из рук его член. — Раньше. До того, как я проснулась.
— Раньше?
— Да. Раньше. Сейчас мне не нужны мужчины. Мне нужны братья.
— Это как? — Он подтянул к себе колени, загораживая свой напрягшийся член.
— Секс — это болезнь. Смертельная. И ею болеет все человечество. — Она убрала салфетку в карман халата.
— Да? Интересно… — усмехнулся Лапин. — А как же — нежность? Ты же про нее говорила?
— Понимаешь, Урал, есть нежность тела. Но это ничто по сравнению с нежностью сердца. Проснувшегося сердца. И ты это сейчас почувствуешь.
Дверь открылась.
Вошла женщина в белом махровом халате: 38 лет, среднего роста, полная, темно-русые волосы, голубые глаза, лицо круглое, некрасивое, улыбчивое, спокойное.
