— Что?
— Я бы сделал еще проще. Есть уж совсем анонимный продукт: VISA Travel Money. Там вообще нет имени владельца. Не пользовался?
— Нет… — недовольно отвел глаза Боренбойм.
— Любой Петров может завести эту карточку и отдать ее Сидорову. У меня был прецедент. Одна баба продала в Киеве шесть квартир, и чтобы не везти бабки через хохляцкую таможню, попросила сделать себе эту VISA Travel Money. Но есть одна проблема: лимит одноразовых операций в наших русских банкоматах — не более 340 баксов в день. Короче, эта баба почти пять месяцев доила автоматы, как коз, а потом кончилось тем, что один автомат проглотил ее карту, а она…
— Моть, что мне делать? — перебил его теряющий терпение Боренбойм.
— Знаешь что, Борь, — Виноградов почесал свой лоб костяным ножом, — надо тебе с Толяном переговорить.
Соколова вышла.
— Он у себя? — нервно качался в кресле Боренбойм.
— Нет. Он сейчас плавает.
— Где?
— В «Олимпийском».
— С утра пораньше? Молодец.
— В отличие от нас с тобой Толя правильный человек! — засмеялся Виноградов. — Утром плавает, днем работает, вечером нюхает и трахается, ночью спит. А у меня все наоборот! Поезжай. Днем ты его не поймаешь. Это нереально.
— Не знаю… удобно ли. Я его встречал пару раз. Но близко мы не знакомы.
— Не важно. Он человек дела. Ну, сошлись на меня или на Савку, если хочешь.
— Думаешь?
— Поезжай, поезжай, прямо сейчас. Не теряй время. Твои эфэсбэшники ни хера не знают. А он тебе все расскажет.
Боренбойм резко встал, морщась, схватился за грудь.
— Чего такое? — насупил красивые брови Виноградов.
— Да… что-то вроде… остеохондроза, — расправил худые плечи Боренбойм.
— Плавать надо, Борь, — серьезно посоветовал Виноградов. — Хотя бы два раза в неделю. Я такой развалиной был раньше. А сейчас вот даже курить бросил.
— Ты сильный.
— Не сильней тебя. — Виноградов встал, протянул руку. — Ты мне позвони потом, ладно?
— Конечно. — Боренбойм пожал худые, но жесткие пальцы Виноградова.
— Да и вообще, Борьк. Чего-то редко мы видимся. Как бессердечные какие-то.
— Что? — настороженно спросил Боренбойм.
— Редко вместе бухаем, Борь. Бессердечные мы с тобой стали!
Боренбойм стремительно побледнел. Губы его задрожали. Он схватился за грудь.
— Нет. У меня… есть сердце, — твердо произнес он. И разрыдался.
— Борь… Борь… — привстал Виноградов.
— У… меня… е… есть… се… сердце! — рыдая, проговорил Боренбойм и рухнул на колени. — Есть… ееесть… е… е… е… е… ааааа!!
Рыдания сотрясли его, слезы брызнули из глаз. Он согнулся. Упал на ковер. Забился в истерике. Виноградов нажал кнопку селектора:
