03.19. Ленинский проспект, д. 35
«Жигули» въехали во двор.
— Минуту подожди. — Боренбойм вылез из машины. Подошел к двери подъезда № 4. Набрал на панели домофона номер квартиры.
Долго не отвечали. Потом сонный мужской голос спросил:
— Да?
— Савва, это Борис. У меня проблема.
— Боря?
— Да, да. Открой, пожалуйста.
Дверь запищала.
Боренбойм вошел в подъезд. Вбежал по ступеням к лифту. Поднялся на третий этаж. Подошел к большой двери с телекамерой. Дверь тяжело открылась. Савва выглянул из-за нее: 47 лет, большой, грузный, лысоватый, заспанное лицо, бордовый халат.
— Борьк, чего стряслось? — сонно щурился он. — Господи, где ты извалялся?
— Привет. — Боренбойм поправил очки. — Дай двести баксов с таксистом расплатиться.
— Ты в загуле? Тебя что, отпиздили?
— Нет, нет. Все серьезней. Давай, давай, давай!
Они вошли в просторную прихожую. Савва отодвинул панель полупрозрачного платяного шкафа. Полез в карман темно-синего пальто. Достал бумажник. Вытянул из него две стодолларовые бумажки. Боренбойм вырвал их у него из пальцев. Вышел. Спустился вниз. Но «Жигулей» не было.
— Тьфу, блядь! — Боренбойм сплюнул. Прошел за угол дома. Машины нигде не было.
— Временами дико сообразительный народ… — Он зло засмеялся. Скомкал купюры. Сунул в карман: — Fuck you!
Вернулся к Савве.
— Хватило? — Савва пошел на кухню. Зажег свет.
— Вполне.
— У тебя очки разбиты. Грязный весь… чего, напали, что ли? Давай, ты это… сними, надень… дать тебе чего-нибудь надеть? Или сразу в душ?
— Сразу выпить. — Боренбойм снял испачканный пиджак, кинул его в угол.
Сел за круглый стеклянный стол с широкой каймой из нержавеющей стали.
— Может, душ сначала? Тебя били?
— Выпить, выпить. — Боренбойм подпер подбородок кулаком, закрыл глаза. — И покурить чего покрепче.
— Водки? Вина? Пиво… тоже есть.
— Виски? Или нет?
— Обижаешь, начальник. — Савва размашисто ушел. Вернулся с бутылкой «Tullamore dew». И с пачкой папирос «Богатыри»: — Крепче нет ничего.
Боренбойм быстро закурил. Снял очки. Потер свои надбровья кончиками пальцев.
— Со льдом? — Савва достал стакан.
— Straight.
Савва налил ему:
— Чего стряслось?
Боренбойм молча выпил залпом.
— Одна-а-ако, отче! — пропел Савва на церковный манер. Налил еще.
Боренбойм отпил. Повертел стакан:
— На меня наехали.
— Так. — Савва сел напротив.
— Но я не знаю, кто они и чего они хотят.
— Ихь бин не понимает. — Савва пошлепал ладонями по своим пухлым щекам.
