Он подошел. Взял. Проверил карманы: бумажник, ключи. Мобильный остался в портфеле.
Он надел трусы. Брюки. Вместо разорванной майки была новая.
— Оперативные… — усмехнулся он.
Надел майку, рубашку, жилетку. Стал завязывать галстук.
— Можно, я поговорю с твоим сердцем? — раздался голос девочки.
Он оглянулся: голая Ип стояла в двери спальни. На детском теле ее блестели капельки воды. Покончив с галстуком, он надел ботинки, пиджак. Застегнул две нижние пуговицы на пиджаке. Покосился на себя в зеркало. Вышел из спальни, задев мокрое плечо Ип.
— Что жилаете випить? — Таиландка стояла посередине гостиной.
— Випить, — скривил он губы. — Осинового сока нет?
— И что? — не поняла она.
— Осинового сока. Или березового молока, на худой конец?
— Бе-резо-ва? — наморщила она маленький лоб.
— Ааа… — обреченно махнул рукой Боренбойм. — Где выход?
— А вот издес, — послушно двинулась она.
Прошла в прихожую. Открыла белую дверь в тамбур. Надела прямо на шлепанцы большие валенки с галошами. Накинула серый пуховый платок. Открыла толстую входную дверь. Сошла вниз по мраморным ступеням.
Боренбойм вышел из дома. Двор и сам дом были подсвечены. Березовый лес густо стоял на участке.
Служанка шла по широкой асфальтированной дороге. К стальным воротам в высоком кирпичном заборе. Шаркала валенками.
Боренбойм огляделся. Поднял ворот пиджака. Вдохнул сырой ночной воздух. Напряженно двинулся за служанкой.
Она подошла к воротам. Вставила ключ в скважину. Повернула.
Ворота поехали в сторону.
— Можно, я поговорю с твоим сердцем? — раздалось сзади.
Боренбойм оглянулся: дом. Два этажа, белые стены, серая черепица, две трубы, ажурные решетки на окнах, медное солнце над дверью. На фоне подсвеченного дома стояла едва различимая голая фигурка. Она бесшумно подошла. В полумраке глаза Ип казались еще больше.
В полутемных окнах дома — никого.
— Можно? — Ип взяла влажными руками его руку.
Боренбойм глянул в открытые ворота: за ними пустая ночная улица. Лужи. Столб. Щербатый забор. Обыкновенный дачный поселок.
— Ты простудишься, — произнес он.
— Нет, — серьезно ответила Ип. — Пожалуйста, можно? Потом ты поедешь к себе.
— О’кей, — по-деловому кивнул он. — Только быстро.
Она оглянулась, посмотрела на качели возле беседки, потянула его руку:
— Идем туда.
Боренбойм пошел. Потом остановился:
— Нет. Мы не пойдем туда. — Он глянул на ворота: — Мы пойдем туда.
— Хорошо. — Она потянула его к воротам.
Они вышли за ворота. Ип потянула Боренбойма к обледенелому сугробу на обочине дороги. Он пошел за ней. Под его ботинками похрустывал лед. Босая Ип передвигалась бесшумно и легко. «Ангел, блядь…» — подумал Боренбойм. И произнес:
