— Поцеловал?
— Да.
— Стучащий?
— Стучащий.
— То есть — стукач? — нервно усмехнулся Боренбойм, глядя в большие глаза девочки.
— Называй так, если тебе удобно, — спокойно ответила Экос.
— Твой цинизм — это броня. Единственная защита от искренности. Которая тебя всегда пугала, — гладила его руку Ар.
— Как только она рухнет, ты станешь не просто счастливым. Ты поймешь, что такое настоящая свобода, — добавила Экос.
Девочка по-прежнему стояла на коленях. По-детски вопросительно смотрела на Боренбойма.
— М-да… наверно… — Он с трудом оторвал взгляд от глаз девочки. — А вот меня стукач не поцеловал. А жаль.
Решительно поправил очки. И неожиданно резко встал. Вода плеснула на женщин.
— Вот что, девочки мои. Подводный массаж мне сейчас не в кайф. Значит, расслабляться мы не будем. Времени у меня нет. Зовите ваших быков. Пусть скажут на правильном русском: сколько, где и когда.
— Здесь нет никаких быков. — Экос вытерла ладонью лицо.
— Тут только мы и служанка, — улыбалась Ар.
— И еще кошка, — произнесла девочка. — Но она сейчас спит в корзине. У нее скоро будут котята. А можно мне положить руку тебе на грудь?
— Зачем? — спросил Боренбойм.
— Чтобы поговорить с твоим сердцем.
Боренбойм вышел из ванны. Взял полотенце. Протер очки. Стал вытираться. Поморщился от боли.
— Значит, быки снаружи. Ясно.
— Снаружи? — Экос погладила свое плечо. — Там тоже нет быков. Там только березы.
— И снег. Но он уже плохой, — добавила девочка.
Боренбойм угрюмо покосился на нее. Обвязал свой худощавый торс полотенцем:
— Где моя одежда?
— В спальне.
Он вышел из ванной комнаты. Оказался в просторном многокомнатном помещении. Богато обставленном: ковры, дорогая мебель, хрустальные люстры, картины старых мастеров. Тихо звучала музыка Моцарта.
Он подошел к окну. Отвел штору зеленого бархата. Глянул: ночной березовый лес, белеющие в полутьме остатки снега. Где-то далеко лаяла собака.
— Что жилаете випить? — раздался женский голос с акцентом.
Он обернулся.
Поодаль стояла таиландка: 42 года, невысокая, некрасивая, полноватая, серый спортивный костюм, синие с блестками шлепанцы на смуглых босых ногах с лиловым педикюром.
— Где спальня? — Боренбойм брезгливо покосился на ее ноги.
— А вот издес. — Она повернулась. Пошла.
Он двинулся за ней.
Подвела. Показала морщинистой рукой.
Спальня была небольшой: по стенам индийская льняная ткань с желто-зеленым орнаментом, зеркало с подзеркальным столиком, индийский парчовый пуф, две большие бронзовые вазы по углам, двуспальная кровать под индийским покрывалом. На кровати — аккуратной стопкой одежда Боренбойма.
