Стихотворения и поэмы | страница 26



.

Мы с В. Некрасовым на второй день после приезда Галича в Париж провожали его из редакции «Континента» пешком на другой берег Сены в помещение радио. «И щуку бросили в реку», — сказал Галич, войдя в свой новый кабинет на улице Рапп[39]. «А как тебе название улицы?», — спросил Некрасов. «Да, не очень подходяще!» — засмеялся Галич.

Минут через десять директор парижского филиала «Свободы» Виктор Владимирович Ризер (Шиманский) вызвал из студии нашего режиссера и тонмейстера, бывшего питерского актера Анатолия Шагиняна, и повел нас четверых в бретонский ресторан на той же улице Рапп — отпраздновать прибытие Галича.

До самой своей гибели в декабре 1977 года Галич был редактором всех моих передач. Горжусь тем, что мы в соавторстве с ним сделали несколько больших радиопрограмм. Особенно люблю нашу тридцатиминутную композицию «Париж в русской поэзии». Мы оба читали стихи поэтов разных времен, рассказывали о них и о Париже, Галич пел. Вел эту передачу, как и все другие такого рода передачи, Анатолий Шагинян.

Все эти парижские годы Галича мы встречались, как минимум, раз в неделю в редакции радио, время от времени у него дома, иногда в редакции «Континента», или двумя этажами ниже, в квартире у Максимова.

В Париже Галич написал одну из самых своих значительных вещей — к сожалению, до сих пор не оцененную критикой поэму «Осенние прогулки». Эта последняя крупная вещь Галича заслуживает особого разговора.

Поэма — превосходный образец жанра «опера нищих». В соответствии с традицией, идущей еще из семнадцатого столетия от Джона Гея и продолженной Робертом Бернсом, Бертольдом Брехтом и Вацлавом Гавелом, Галич выпустил на сцену ленинградского шалмана (вместо традиционной таверны) персонажи из разных классов советского общества. И все они, от спившегося работяги до «действительного члена» КПСС, заговорили, запели, закричали, поэма пронизана их смехом и горем, позором и яростью…

По условию жанра собравшиеся в таверне бродяги, представители разных уровней социального дна, спорят, исповедуются, похваляются в монологах и куплетах… У Р. Бернса это солдат, маркитантка, вор, кузнец, цыган. У Галича — работяга, «два ученых алкаша», буфетчица Света (бывшая учительница), партийный чиновник… У каждого свое горе, своя тема; ну, и мелодия тоже своя. Чередуются частушечные лихие строки в описании шалмана (главка 2) и чеканный ямб — голос главного героя. Этот герой — правдолюбец, благородный резонер классической драматургии, выразитель авторской позиции в произведении. Он — антипод Клима Петровича, он — работяга-обличитель: