Стихотворения и поэмы | страница 21



Многое угнетало, многое смертельно надоело… Раздражал теперь даже давний выход на Западе книги его стихов «А. Галич. Песни» с перевранными текстами, куда по неосведомленности редактора (Е. Р. Романова[34]) были включены и стихи Юза Алешковского, приписанные Галичу… «Эту книгу, кстати, я вообще своей не считал и не считаю» — говорил позднее поэт на нескольких выступлениях (в том числе во Франкфурте в присутствии ее редактора).

В Серебряном бору в Москве летом 1973 года Галич написал один из своих шедевров — трагическую и гротескную маленькую поэму «Письмо в семнадцатый век». На тесном пространстве в сотню строк соседствуют глубокий лиризм и хлесткая памфлет-ность, двадцатый век с его пошлыми «светилами из светил» и семнадцатый, символизированный Прекрасной Дамой — «красоткой с картины Вермеера». Причудливое переплетение мира «обитателей государственных дач, «кому молебен благодарственный / я б так охотно посвятил», и мира идеальной красоты века за три до нас…

Я славлю упавшее в землю зерно
И мудрость огня.
За все, что мне скрыть от людей не дано —
Простите меня!

Один из главных мотивов поэмы — стыд за свое время и свою страну.

В 1974 году поэта наконец вынудили покинуть Советский Союз, причем только по израильской визе. 20 июня Галичу выдали документы для выезда.

О, только б сквозь черный провал рубежа,
Из скуки оков,
Теперь я решился, моя госпожа,
Вы только дождитесь меня, госпожа,
Вы только простите меня, госпожа
Во веки веков!

(«Письмо в семнадцатый век», ранний вариант, зафиксированный в некоторых магнитофонных записях)


«Госпожа», девушка с картины Вермеера Дельфтского, — кто она, только ли романтизированный семнадцатый век? Нет, конечно. Это персонифицированный образ того, что (по иному поводу) О. Мандельштам назвал — «тоской по мировой культуре». А с другой стороны, многое из того, что оставлял поэт в России, было той же «мировой культурой», ее неотъемлемой частью. Не об этом ли идет речь в стихотворении «Опыт ностальгии»:

Но тает февральская свечка,
Но спят на подушке сычи,
Но есть еще Черная речка,
Но есть еще Черная речка,
Но — есть — ещё — Черная речка…
Об этом не надо!
Молчи!

Здесь проступают ассоциации, связанные не только с Пушкиным, но и с Пастернаком, с Ахматовой, — со всем, от чего не оторвать того, кто вырос в России и предан ее искусству.

* * *

Очевидцы тех событий, например, Раиса Орлова, знакомая Галича еще с юношеских лет, вспоминает: «В июне 1974 года мы пришли прощаться. Насовсем. Они улетали на следующее утро. Саша страшно устал — сдавал багаж на таможне. Квартира уже полностью разорена. Но и для последнего обеда красивые тарелки, красивые чашки, салфетки».