— Чем дольше живешь, тем яснее видишь, как еще много всякой дряни в мире. И что-то она не исчезает.
— Это тебя и мучит? — с веселой насмешкой сказал он тогда, решив, что товарищ уходит от прямого ответа.
— Знаешь, именно это.
Черт его поймет, шутит, конечно, но как-то неприятно, не по-дружески. И Семенюк затаил обиду — тихую, стараясь ее ничем не выдавать.
И тем не менее рыбалка успокоила и сблизила их опять. Сидели вокруг костра, неспешно ели уху, говорили. Тишина недвижно окружала их. Замер лес. Замерла река. Только вдруг раздавался то там, то здесь мгновенный всплеск: рыба уютно взбивала ночные перины.
К Хлыновой пошли с утра. Направились прямо в комбинат бытового обслуживания.
— А она на работу не вышла. Ангелина Павловна сама за ней побежала. Ух, и сердитая! Помещение-то не убрано. Сколько раз мы Хлынову прогнать собирались, да все жалели — детей она учила, как-никак, а накормить-одеть надо было. А теперь прогоним. Нельзя терпеть больше… — говорила им уже вдогонку женщина — работница комбината.
Свернули к берегу Волги. От переулка пошли влево, к одиноко стоявшему в стороне длинному старому кирпичному дому. К нему вела плотно выбитая тропинка. По сторонам росли молодые липы и клены, стояли два столика и скамейки рядом — наверное, вечерами на этих столах забивают козла. Вокруг них трава была вытоптана. Виднелись и хозяйственные пристройки — сарайчики, дровяники. Вообще чувствовался своеобразный уют, некая выделенность из привычного уличного порядка. А с противоположной стороны над домом поднимались кроны двух высоких лил.
— А вон и Хлынова… — негромко сказал Потехин.
Вблизи дома, у крыльца, стояли две женщины. Одна, присадистая, широкая, держалась странно; в ее позе ощущалась и неподвижность, и вместе неустойчивость. Она стояла к ним спиной, задрав голову и свесив тяжелые белые руки, распиравшие короткие рукава ситцевого летнего платья. Вторая, нарядно одетая, высокая, стояла боком к ним и сердито выговаривала присадистой:
— Что же это такое, Хлынова? А?.. Я тебя спрашиваю! Да ты опять пьяная! От тебя водкой разит. Ты с утра напилась!
Потехин хотел подойти, Рябиков остановил его:
— Пусть договорят.
— …На что это похоже, я тебя спрашиваю! Ты будешь работать? Ведь уволю! Уволю!.. — понимаешь?..
Присадистая, помедлив, длинно и мерзко выругалась безразличным голосом. Директриса — видимо, это была она — замерла от неожиданности, потом взвизгнула и толкнула Хлынову в плечо. Та, точно сноп, мгновенно и тяжело повалилась на бок и стала сучить ногами. Директриса испуганно ойкнула и отпрыгнула в сторону. Потехин бросился поднимать Хлынову, сердито заметив:
