С округленными глазами я сидела напротив решетки и впадала в ужас, сила которого не могла сравниться ни с одним моим страхом из прежней жизни.
— Ты… Я при тебе ела пирог… А ты отказывался… Хотя нет — ты пару раз его забирал, но при мне не ел.
— Я смывал его в унитаз.
— И всё равно продолжал позволять мне есть эту дрянь, напиваться чаем…
— И продолжал бы позволять, если бы не обещал поддаться тебе сегодня, — после этих слов Ричард поднялся с пола и отправился на своё подобие кровати, а я со злостью спустилась вниз.
Сон не шел ко мне, и я вдруг впервые в жизни ощутила силу настоящего, жгучего одиночества. Меня разрывало чувство, которое, смеясь мне в глаза, говорило мне о том, что я одна во всём мире и никто не спасет меня ни от Переяроков, ни от хранителя моего рода, о котором я совершенно ничего не знаю.
Около получаса я тихо проплакала в подушку, после чего у меня заболели глаза, и я впала в глубокий сон.
Три дня я не разговаривала с Ричардом, молча принося ему завтраки и ужины. Три дня я принимала пироги от милой бабушки и Макса, наигранно добродушно отказываясь от их вечерних чаепитий и выбрасывая отравленную выпечку в мусорный бак. Три дня я пыталась решиться уехать из города, но понимала, что ехать мне некуда и, при желании, меня найдут везде.
— Вот, держи, — сказала я, перекидывая Ричарду постельное белье, тёплый плед, купленную мной новую мужскую одежду, журналы с кроссвордами, набор ручек, махровое полотенце, зубную пасту и щетку, еще один тёплый плед и целую кучу других вещей. Ричард встал со своей старой постели лишь тогда, когда вся эта гора была перекинута на его сторону, после чего медленно подошел ко мне вплотную. Я решила начать объяснять до того, как он начнет задавать несвойственные ему, глупые вопросы.
— Всё равно я не доживу до девятнадцатилетия, не увижу пингвинов и не проеду по Золотым воротам, так что я решила потратить свою заначку на человека, который впервые за всю мою жизнь рассказал мне правду. Знаешь что? Ты первый встал в очереди, чтобы меня прикончить, и я не собираюсь отдавать твоё место каким-то проходимцам, которые даже убить-то меня боятся, из-за какого-то там вымышленного проклятья. Меня убьешь ты и точка. Считай это подарком за честность, не больше. Сейчас я пойду и приготовлю ужин — сегодня мы поедим блюда из свежих продуктов, так как я ограбила магазин, потеряв при этом едва ли не половину своей заначки, откладываемой мной на путешествие, которому не суждено свершится. А после ужина мы обсудим, как именно ты меня прикончишь. В конце концов, я заслуживаю, если не из чести, тогда хотя бы из жалости, узнать, как именно буду убита.
