— Здравствуйте…
Он попробовал лежа кивнуть головой.
Андрей улыбнулся — первый раз за утро.
— Вы техник?
Сторожиха в дверях хихикнула, определила:
— В гору пошел музыкант. За человека принимают.
Длинный безразлично хмыкнул, а из другого мешка высунулась аккуратная головка и поспешно рассеяла недоразумение:
— Техник вообще-то я… — Человек явно старался придать своему голосу солидную хрипотцу. — А что стряслось, мальчики?
Музыкант сел в постели. Андрей с улыбкой переводил взгляд с одного на другого.
— Ты что, — сказала аккуратная головка, — наш новенький, что ли? Подселили, выходит?
— А я подумал, что вы Роман Лилявский, начальник съемочного отряда, — сказал музыкант.
Сторожиха, открывая пяткой дверь, не выдержала, хмыкнула:
— Нашел с кем спутать… с Романом!
Уваркин сидел у себя в коттедже за лаково пустым столом и, барабаня пальцами, хмуро поглядывал на беленький телефон.
Только что звонила Протягина — уже из Каменева, с базы экспедиции. Видно, тем же воркутинским, только в другом вагоне, и выехала вчера из Москвы. Ну, выехала — и ладно. Кто ее держит, лимитирует, так сказать, — сама себе хозяйка. Приехала — и славу богу. Могла бы и вовсе не появляться ни на базе, ни в партии, хоть сто лет, — тоже плакать бы никто не стал. Только вот по делу и без дела трезвонить-то зачем? К тому же и рабочий день не начинался — до девяти еще добрых полчаса.
Застарелая досада опять ущипнула за сердце Уваркина. Ведь до конфуза, можно сказать, дошло с этим телефоном. Как-то раз пополудни, во время законом предусмотренного перерыва на обед, сидел Евгений Иванович с кем-то в вокзальном буфете за кружкой пива. Расположились, душевно беседовали о чем-то в углу под фикусом, — может, даже о производстве и шла речь. Скорее всего о нем. А тут как раз базу партии соединяют с Москвой. «Мне — Евгения Ивановича!» Обед не обед — подавайте ей самого начальника партии, и все тут. Ладно еще, что ответить есть кому. Сиднем сидящий в конторе нормировщик Пашка Тихомиров ответствовал честь честью: «А Евгений Иванович только что вышел на территорию!» То есть, мол, хотя время и обеденное, а начальник и не на обеде вовсе, а ходит по хоздвору, хозяйство у партии большенькое, небось с шоферами какое дело прямо на месте решает, а то и к завхозу на склад по какому вопросу заглянул. «А вы, — говорит она ему, — позовите, я на проводе подожду!» Пашка не растерялся: легонько пристроил трубку на зеленый бархат стола и потопал сапожищами по полу, хлопнул для слуховой видимости дверью, замер… а простояв тут же минуты две, зашумел снова, что твой звуковой имитатор за кулисами, и, будто запыхавшись от бега, докладывает опять: «Нигде нету, все видели, что был только что — да куда-то на минутку, видно, и отлучился». Находчиво намекал Пашка на одно деликатное место, куда за человеком пока что бегать не принято, кто бы ни требовал его к себе. Открутился-отбоярился, варнак. Но все же после такого переполоха и у самого Евгения Ивановича, как бы ни завидовали иные его якобы невянущему здоровью буровики, всякое светлое настроение враз отшибает — просто не до пива становится.
