Эгле вручил анемоны и обнял жену за плечи. Как молодой влюбленный, смотрел он в ее большие голубые глаза.
Герта улыбнулась, понюхала анемоны, но уловила лишь аромат мыла «Золотой лотос», который исходил от ее рук. И сказала:
— Неужели старость, а? Раньше мы приходили по крайней мере за десять минут. — В ее низком голосе послышалась мягкая ирония, но не упрек. Герта посмотрела туда, где у прохода ограды девушка в пилотке уже приготовилась вести пассажиров к самолету.
Эгле опять искал взглядом глаза жены.
— Не сердись. Вечером ты уже будешь на Черном море, оно такое синее.
— До сих пор мы повсюду ездили вместе.
Эгле взял руку жены, ту, что держала непахнущие анемоны.
— Знаешь, я боюсь летать.
— Боишься, а меня отправляешь на самолете! Ты знаешь, я уже познакомилась со своими соседями. — Герта кивнула на полную даму. И, помолчав, добавила: — А в Крыму, говорят, уже цветет магнолия…
Эгле не выпускал ее руку.
— Я рад, что ты отдохнешь, но без тебя мне будет очень тоскливо…
Герта высвободила руку и взяла саквояж.
— В последнее время ты только и думал, что о своих свинках.
— Я исправлюсь.
— Граждане пассажиры, прошу следовать за мной, провожающие останьтесь! — объявила дежурная.
Герта коснулась губами щеки мужа.
— Счастливо сдать экзамены, Янелис! — наспех поцеловала она сына, который уже намного перерос родителей, и, предъявляя билет, наказала своей седой золовке: — Откорми братца, исхудал он у нас.
Когда пассажиры шли к самолету, Эгле вдруг увидел, что жена его совсем молода. Гибкая и изящная, в дорожном костюме, она весело помахивала саквояжем. А он, увы, стар, и потому опирается на плечо сына.
Они все трое стояли до тех пор, пока на дальнем конце аэродрома серебристо белый самолет не взмыл в воздух. Он по-ястребиному поджал под себя свои ноги-шасси и скрылся за Даугавой.
«Дивная вещь самолет, — размечтался Эгле. — Это же воплощенная жажда все увидеть, везде побывать, это и отвага одиночки, парящего у границ вселенной, у голубых рубежей вечности… А как прекрасен самолет! Словно одинокий журавль в прозрачном осеннем небе».
А потом они направились к своему «москвичу» и поехали домой. По пути Эгле сделал остановку на Сарканармияс, у желтого кирпичного здания больницы.
— Зайду на минутку, — сказал он Янелису.
Миновав кованые железные воротца, Эгле пошел прямо в лабораторию. У окошка дежурной он спросил:
— Вам ничего не оставляли для меня?
— Заведующая велела передать вам вот это.
Эгле взял конверт и положил в наружный карман пиджака. Потом, словно вспомнив о чем-то, переложил во внутренний. Со стороны можно было подумать, что конверт содержит особо ценный или секретный документ, о котором ни в коем случае не должны узнать другие. Он поспешно вышел во двор, стал в тени липы, вынул письмо и распечатал. В конверте был самый обычный бланк с анализом крови.
