Худой прикрыл рот ладонью и закашлялся:
— Красивая…
Плечистый положил руку с сигаретой на перила балкона поудобнее. Снизу сигарету заметили и, минутой позже, к нему неслышно подошла старшая медсестра Гарша. Не произнося ни слова, она глядела печальными карими глазами на курильщика.
Великан испугался этой невысокой, худощавой женщины и сунул руку с сигаретой в карман халата.
И тогда медсестра спокойно сказала:
— Вагулис, вы жжете и свои легкие, и казенный халат. Я сообщу об этом доктору Эгле.
Вагулис поплевал на палец и загасил сигарету.
— Да мне ведь домой скоро, — полушепотом, чтобы не разбудить спящих, оправдывался он. И все же его шепот был громче голоса Гарши. — Вот и приучаюсь снова курить, работа моя такая. Я плотогон, а на реке, сами знаете, комаров тьма.
Сказанные всерьез слова прозвучали как шутка, однако Гарша не улыбнулась. Возможно, это пудра придавала некоторую строгость ее лицу, и улыбка была бы на нем ни к чему. Гарша ушла, а Вагулис стал выворачивать прожженный карман.
— Эгле браниться будет, В последнее время он злой какой-то. Наверно, оттого, что курить бросил.
«Человек, если хочет, может ходить тихо и не будить других», — двадцать четыре года тому назад внушили Гарше в медицинском училище. Она не только помнила, но и соблюдала эго правило. Неслышным шагом прошла она весь коридор и постучалась в дверь с надписью «Главный врач». Никто не отозвался. Она вошла. Старшая сестра — хозяйка санатория, и у нее не только право, но и обязанность заглядывать в каждый угол и проверять, не удастся ли написать пальцем на пыльном зеркале имя нерадивой няни или же без стеснения приподнять край одеяла и поинтересоваться, помыты ли ноги у тяжелобольного.
Самого Эгле, главного врача, в кабинете не было, тут находились только его давние безмолвные товарищи — девочка с ягненком и «молчальник». Гипсовую девочку, с ягненком на руках, некогда подарил тот самый скульптор, что создал барельеф. «Молчальник» стоял в углу, накрытый белой простыней: людям, непричастным к медицине, скелет напоминал о смерти, хотя, по сути дела, служил жизни — на нем изучали топографическую анатомию. Со стены на сестру Гаршу взирали с портретов бородатые мужчины. Они тоже знали только свои знаменитые биографии и не имели понятия о том, где в данный момент находится Эгле.
А Эгле в эту минуту с голубыми анемонами в руке, запыхавшись, бежал через зал ожидания рижского аэропорта.
Громкоговоритель невнятно пробормотал: «Рейс Рига — Симферополь», и Эгле кинулся к барьерчику летного поля, увидев Герту, прощавшуюся с сыном и золовкой.
