«Незаметно приходит Великое Пробуждение, и мы обнаруживаем, что эта жизнь – на самом деле великий сон» (Чжуан-цзы). Сон, снящийся Пустоте. (Об этом рассказывается в нашей книге «Сны воинов пустоты») [46]. А мы – снящиеся персонажи. Когда в своем индивидуальном сне каждый из нас видит незнакомые города, других людей, по пробуждении мы обнаруживаем, что в наших снах был некий сюжет и своя логика. Но мы понимаем, что те, кто нам снился, не имеют никакой свободы воли, хотя они говорили и действовали в нашем сновидении. Получается, что на уровне феноменальном (наш мир-сновидение) неумолимо действует случайность (спонтанно выстраивается сюжетная линия), а на уровне ноуменальном вопрос о причинно-следственных связях не может стоять по определению. Всё это похоже на фантазию, навеянную Балсекаром и Вэй у Вэем, но с другой стороны – почему бы и нет?
Говоря о бодрийяровских «симулякрах», возникает желание додумать его мысль до конца, и тогда получается, что всё бытие, включая нас, всё это и есть один большой симулякр. Действительно, мы окружены многочисленными слоями псевдореальности и наполнены какими-то абсурдными содержаниями, идеями и представлениями. В принципе, о небытии мы сказать ничего не можем, мы не можем взглянуть ему в лицо, оно не является объектом, «чем-то», что можно исследовать, но мы можем развивать в себе особое отношение к бытию и всему бытийственному, которое заключается в снимании этих слоёв псевдореальности, разоружении повседневности, в постоянном развенчивании иллюзий, в видении ложного как ложного.
Живя, будь мертв, будь совершенно мертв. И делай все, что хочешь – все будет хорошо, – учил Бунан, патриарх буддизма Дзэн. Действительно, в условиях торжествующего повсеместно абсурда, самая проигрышная экзистенциальная позиция заключается, видимо, в серьезном отношении к повседневности. В философии Хайдеггера есть ключевое понятие Dasein («вот-бытие», наличное бытие), которое означает способность вопрошать о бытии. В контексте философии небытия эту мысли можно скорректировать так: способность вопрошать о небытии. При этом вопрос всякий раз будет риторическим или безответным. Здесь, видимо, мы имеем тот самый случай, когда результат не имеет значения, главное сам процесс вопрошания. В принципе, похожие позиции в этике мы встречаем уже у древних греков. Некоторые из них (стоики, скептики) провозгласили нравственный идеал апатии (невозмутимости), а скептики к тому же учили, что достижение истины не имеет значения, главное сам процесс поиска, который позволяет человеку сохранять максимальную независимость от повседневности. А это и есть один из вариантов внутренней эмиграции. Этика философии небытия это не только образ мысли, но и образ жизни.
