Города и дороги. Избранные стихотворения 1956-2011 | страница 49



«Там, где пушкинская осень над тосканскими холмами…»

И. Б.

Там, где пушкинская осень над тосканскими холмами,
там, где лавровая прозелень сквозь позолоту клена,
теплый ветер октября, легкий парус корабля,
удивлённа и доверчива перед ангелом Мадонна.
Там, где стоптаны стопами изгнанничьими камни,
там, за гулом автострады, оправдание светает,
облака плывут на юг, в синем небе склянки бьют,
зорю бьют, опять из рук ветхий Данте выпадает.

Стихотворение посвящено Иосифу Бродскому и написано по случаю присуждения ему Нобелевской премии. Это радостное известие я услышала в Риме, находясь там на очередной диссидентской сходке; из Рима поехала во Флоренцию; все это отразилось в тексте стихотворения, и в первых публикациях под ним стояло: Рим, 22 октября Флоренция, Сан-Марко Париж. На самом деле оно было написано в одном только Париже и, более того, по заказу (единственный случай в моей жизни). Заказал его мне покойный Владимир Максимов для 3‐й стр. обложки «Континента» (где я время от времени печатала стихи более или менее общезначимого содержания). Я в первую минуту шарахнулась и практически отказалась, но потом оно написалось и стало одним из моих любимых.

…удивлённа и доверчива перед ангелом Мадонна. ⇨ «Благовещенье» Беато Анджелико (Флоренция, музей Сан-Марко, бывший монастырь, где Фра Анджелико был экономом).

Там, где стоптаны стопами изгнанничьими камни… ⇨ Стопами знаменитейшего изгнанника Данте и всех нас, позднейших.

…там, за гулом автострады… ⇨ Тут, может быть, не лишне припомнить, что само слово «автострада» вошло в русский язык из итальянского, поскольку первой в Европе начала строить автострады фашистская Италия.

«Не веет – а повевает…»

Не веет – а повевает
весною вдоль уличных стен,
и апрель к февралю прививает
истошный стон на току,
полевая тропинка в слякоти
протаптывается острей,
и новой вспышкой сладости
струна примыкает к смычку.
Такое время года —
ни два, ни полтора,
с голодного небосвода
на плодоносный пласт
не сыплется чудо манкою,
урока не повторя,
и простынкой немаркою
распластывается заря.

«Полузаросшие шпалы…»

Полузаросшие шпалы
брошенной узкоколейки,
вылинялый полушалок
на привокзальной скамейке
спит с полушубком в обнимку
полузасыпанный снегом,
пририсовавши улыбку
к снимку перед побегом.

«Это альфа и омега Центавра…»

Это альфа и омега Центавра
с двух сторон неосвещенной Домниковки
дышат пламенем и цокают копытом.
Заблудилась я, мой путь недоиспытан,
и, смерзаясь с гарью, зимний воздух колкий