И каждая лавочка – как Елисеевский лучших времени
без очереди.
И каждая девочка – вся в заграничном, как центровая
у Националя.
Чего ж тебе скучно, и грустно, и некому руку, дружок, —
ностальгия, цена ли?
По крайности, стань у витрины зеркальной, себе же
влюбленному в очи гляди.
У нас на Полянке и янки, и нефтевалютой налитый эмир
текут, разделенные разве что слабым огнем фотовспышек.
За ближневосточной кометою хвост: секретарша, охранник
и сыщик,
за рваными джинсами весь – и свободный, и Третий,
и коммунистический мир.
Но ты им не внемлешь, послушно расплющивши нос о стекло,
и мало-помалу перетекаешь в свое отражение весь,
и то, что оставило вмятины в мягком асфальте, – уже
и невесть
куда испарилось, одни манекены глядятся задумчиво,
просто, светло.
