Наши соседи со второго этажа (старожилы, с контролируемой квартплатой) предпочли, в качестве жеста непокорности, выбрасывать свой мусор в световой колодец, прямо перед конторой домовладельца в полуподвале, и это стало казаться хорошей идеей. В конце концов, почему мы должны хранить мусор на своей территории, если вывозить его – обязанность хозяина? Так что вполне справедливо и разумно, чтобы мусор собирался перед его дверьми, а не перед нашими. С того момента многие жильцы в те дни, когда мусоровоз не приезжал, оставляли свои мешки на верхней площадке лестницы, ведущей в контору домовладельца. Порою мы тоже так делали. Моя вина в замусоривании улиц смягчается тем, что мои мешки всегда были плотно завязаны, и тем, что я таким образом просто посылал хозяину сигнал – еще одно проявление нелепости нашей системы.
Если я уходил из дома около девяти, я порой сталкивался с хозяином, идущим в свою контору. Вообще-то хозяев было двое: Лу, с которым мы имели дело постоянно, и Роуз, его пожилая мать. Имелось и несколько «внештатников», включая бухгалтера и недавно присоединившегося к ним Джима, чуть более любезного и вменяемого, чем Лу. Личные качества последнего открылись нам сразу же, еще при заключении контракта. Мы подписали его в офисе Лу в Даунтауне, где он занимался адвокатской практикой по уголовным делам. Этот визит дал нам краткое представление о том стиле общения, который нам пришлось узнавать все лучше и лучше с ходом лет: постоянное прерывание на телефонные звонки (которым всегда отдавалось предпочтение перед сидящим перед ним людьми), беспочвенные обвинения в адрес других жильцов и ничем не сдерживаемое возвеличивание себя любимого.
С годами наши отношения приобрели психотический характер. Ему, кажется, доставляет удовольствие провоцировать меня, а я все меньше способен сдерживаться. Нашей постоянной темой стал жилец моего соседа напротив, который, по общему мнению всего подъезда, торговал наркотиками. Хозяин охотно вышвырнул бы нашего соседа – но совсем не по этой причине, а просто потому, что, когда квартира с контролируемой квартплатой освобождается, домовладелец по закону имеет право пересдать ее по рыночной цене, то есть по меньшей мере на три тысячи долларов больше, чем платил наш сосед. Хозяйская алчность (или деловая сметка, в зависимости от того, как вы на это смотрите) заставила его даже попытаться «завербовать» меня дать свидетельские показания в суде и подтвердить, что наш сосед реально не живет в своей квартире. В качестве награды он предложил покрасить холлы (которые к тому моменту не обновлялись десятилетие), починить полы и избавиться от граффити в вестибюле.
