Шагая по улице, я поглядывал на ботинки, и с каждой минутой они казались мне все более коричневыми. Дома у меня были черные ботинки, старые, которые я надраивал по утрам, но от этого они не становились лучше.
Чистильщик, пожилой айсор, обрадовался клиенту, но, взглянув на блестевшую обувь, недоуменно уставился на меня.
— В черный цвет, — сказал я.
— Не получится.
— А ты постарайся.
Он трижды покрыл ботинки черным гуталином. Коричневая краска все равно проступала.
Я заплатил рубль, и чистильщик проводил меня насмешливым взглядом, — дескать, платит в пять раз дороже, а сам перекрашивает обувь.
Ботинки стали неопределенного цвета, но как будто сочетались с костюмом. Одно было плохо — от них разило гуталином, как от роты солдат.
На базаре, опасаясь, что в сутолоке мне наступят на ноги, я осторожно пробрался к лоткам с цветами и выбрал семь красных гвоздик. Хозяин, парень в замшевой куртке, запросил за них четырнадцать рублей.
В последний раз я покупал цветы лет шесть назад. За четырнадцать рублей тогда можно было купить все цветы вместе с ведрами и лотком в придачу.
— Четырнадцать рублей старыми, надеюсь, — сказал я.
— Керенками, — ответил хозяин, не лишенный чувства юмора. — Давай десять рублей и будь здоров.
— Ну и шкуродер ты! Написать бы о тебе в газету.
— Напиши. Напиши, что я беру по два рубля за гвоздику, потому что хочу хорошо одеваться, ходить в ресторан, а спекулянты дерут за хорошие вещи, как за эту куртку, например, три шкуры, и официанты им не уступают.
— Ладно, подумаю. — Я взял гвоздики. — Продавай цветы и будь всегда хорошо одетым. Привет!
Дом, в котором жила Нина, найти было нелегко. Одинаковые девятиэтажные панельные башни в беспорядке громоздились среди юных тополей. Архитекторы хотели скрасить удручающее однообразие домов, но добились только путаницы.
Я вошел в обшарпанный подъезд. Лифт не работал. Пришлось подниматься на седьмой этаж пешком.
Нина была в красном свитере и черных брюках.
— Впервые вижу, чтобы мастера приходили к клиентам с цветами, — улыбнулась она.
Я знал, что одни женщины восторгаются, если ты им преподносишь даже веник, другие досадуют по поводу дороговизны и потраченных денег. Мне по душе первые, и я надеялся, что Нина выразит восторг при виде гвоздик. Она этого не сделала, но не стала и сожалеть о моих расходах. В который раз я ловил себя на том, что в воображении нелепо делю мир на полюсы.
— Это сейчас выглядит необычно, — сказал я. — В будущем только так и будет.
