Петерс Латыш | страница 24
Затем, привалившись к стойке, схватил первый попавшийся стакан, вытащил из бака с холодной водой какую-то бутылку.
Не глядя, что наливает, он сам наполнил стакан и выпил, прищелкнув языком.
Потом извлек из кармана стофранковую бумажку.
— Этого хватит, каналья? — заорал он на все бистро.
Он подбросил купюру в воздух. Хозяину пришлось вылавливать ее из раковины.
Русский тряс неподдающуюся ручку двери. Хозяину вздумалось прийти на помощь клиенту, тот отпихнул его локтем, и чуть не завязалась драка.
В конце концов силуэт его макинтоша растворился в пелене дождя и тумана: мужчина двинулся вдоль набережной по направлению к вокзалу.
— Ну и тип! — со вздохом заключил хозяин специально для расплачивавшегося у стойки Мегрэ.
— И часто он к вам заходит?
— Время от времени. Однажды провел тут всю ночь, как раз там, где вы сидели. Одно слово — русский! Это мне сказали русские моряки, которые встретили его здесь, в Фекане…
Человек он вроде бы образованный. Обратили внимание на его руки?
— Вы не находите, что он похож на капитана Сванна?
— А, вы его знаете… Конечно! Не до такой степени, чтобы их можно было спутать, однако… Я долго думал, что они братья.
Фигура в бежевом макинтоше исчезла за поворотом.
Мегрэ прибавил шагу.
Он догнал русского на вокзале, когда тот входил в зал ожидания для пассажиров третьего класса, где тяжело опустился на скамейку, снова обхватив голову руками.
Еще через час они уже сидели в одном купе в компании со скототорговцем из Ивето, который принялся рассказывать Мегрэ всякие забавные истории на нормандском наречии, время от времени пихая его локтем, чтобы обратить внимание на соседа.
Русский без конца сползал с сиденья, потом кое-как устроился и заснул, уронив голову на грудь и распространяя вокруг себя запах алкоголя; лицо его было мертвенно-бледно, рот полуоткрыт.
Глава 6
Гостиница «У Сицилийского короля»
Русский проснулся в Ла Бресте и больше не спал. Надо сказать, что экспресс Гавр — Париж был переполнен, и Мегрэ вместе со скототорговцем пришлось стоять в проходе, прильнув к окнам и вглядываясь в неясные проплывающие мимо пейзажи, которые постепенно тонули в наступающих сумерках.
Человек в макинтоше ни разу даже не взглянул на комиссара. На вокзале Сен-Лазар ему и в голову не пришло воспользоваться сутолокой, чтобы ускользнуть.
Напротив, никуда не торопясь, он спустился по главной лестнице; заметив, что его папиросы размокли, купил в вокзальном киоске новую пачку и чуть было не зашел в вокзальный буфет. Передумал и двинулся вдоль тротуара, волоча ноги; вся его фигура выражала такое полное равнодушие, что было трудно смотреть на него без сострадания, — человек, пребывающий в подобном отчаянии, уже ни на что не реагирует.