— Тяжелый день? — вкрадчиво спрашивает Осень.
То ли я вздохнул и выдал себя, то ли пауза затянулась, но она словно знает, что именно сейчас этот вопрос был необходим мне, как воздух.
— Потерял девочку, — говорю коротко, втягивая в легкие табачную отраву. Все, решено, последняя сигарета.
— Сожалею, — говорит моя собеседница совершенно искреннее.
— Ага, — сухо отзываюсь я, допиваю кофе, зажимаю стаканчик между коленями и начинаю прожигать его кончиком сигареты. Делаю глаза, нос. Страдаю фигней, лишь бы не думать о том, о чем не думать не получается.
— Всех спасти невозможно, но если ты вернул матери хотя бы одного ребенка — ты стал для кого-то ангелом-хранителем.
Обычно я терпеть не могут вот это все: разговоры об ангелах, о провидении и о том, что я должен становиться крестным каждому спасенному ребенку. Потому что это чистой воды бессмысленный пафос. Я просто делаю свою работу, и иногда по серьезному лажаю и делаю ее херово. Но интонация Осени такая настоящая, что не удивлюсь, если она искренне верит в то, что говорит. Я даже сдерживаю трех своих вечных спутников в любом диалоге — Цинизм, Иронию и Насмешку — и ограничиваюсь лаконичным и нейтральным:
— Спасибо, Осень. — Тушу сигарету, бросаю окурок в изуродованный стаканчик и комкаю его в кулаке до состояния угловатого мячика. Урна стоит на крыльце — попаду — не попаду? — Ну а ты чем занимаешься в такое время, кроме того, что пришла домой?
— Готовлюсь к серьезному разговору. — Она даже не пытается скрыть нотки раздражения.
В этом вся прелесть вот таких обезличенных разговоров: мы никто друг другу, нам незачем думать о том, о чем всегда думают мужчина и женщина в диалоге — мы не пытаемся казаться лучше, чем есть на самом деле, не говорим фальшивые, но правильные слова, я не играю мускулами, она не кокетничает. Я бы сказал — идеальнее, чем разговор с попутчиком в поезде дальнего следования.
— Что за разговор? Могу подбросить парочку крепких слов, которые гарантировано вышибут собеседника из седла. Еще благодарить будешь.
Она смеется. Она, блин, так смеется… Тихонько, но от души, искренне, с легким урчанием, словно разнеженная кошка. Ловлю себя на том, что прижимаю телефон чуть сильнее.
— Какая поразительная щедрость, — дразнит Осень самую малость.
— Ну, мое предложение не имеет срока годности, детка.
— Детка? — переспрашивает она весело. — Что еще за «детка»?
— Если скажешь номер почтового отделения, вышлю тебе Словарь русского языка, заглянешь в него — и тебе откроется истина. И, детка, я уже второй раз назвал тебя «деткой», а вот с этим — уже целых три. Ты там не плавишься от праведного гнева? А то у меня ухо горит — просто пипец.
