Соло для оркестра | страница 78



Ганда лежала в большой мягкой постели, по самый подбородок закрытая верблюжьим одеялом, лоб у нее блестел словно зеркало, изо рта текли слюни. Окна все закрыты, воздух как в оранжерее. Она резанула по мне взглядом больших синих глаз и облизнула губы. Я уже знал, что мне надо делать. Сунул руку под подушку, достал платок и вытер ей подбородок. Она прикрыла глаза и потной рукой ухватила меня за запястье.

— Больно было, Тадеаш?

Я молчал. Гронешова стояла за моей спиной. Я чувствовал ее дыхание. Оно пахло фиалками.

— Оставь нас наедине, — сказала Ганда. — Слышишь, мами?

— С этим типом я тебя одну не оставлю.

— Мами! Выйди, оставь нас!

Гронешка побоялась разволновать ее. Вышла.

— Прости меня, Тадеаш. Я этого не хотела… — Она всхлипнула. — Веришь, что я этого не хотела?

— Ага.

— Не сердишься на меня?

— Не.

— Скажи мне что-нибудь. Расскажи мне что-нибудь про него.

Я обалдел.

— Про кого?

— Про Гарика.

— А что мне про него рассказывать?

— Все.

Что можно о нем сказать? Я напрасно ломал голову. Что о нем скажешь? Почти что ничего. Или у нее бы волосы встали дыбом, расскажи я ей, что Гарик Кованда дома… но это я сказать ей не могу. Словами выражаться перед ней было невозможно.

— Я хотела бы его как-нибудь повидать, — сказала она. — Хоть разочек.

— Ты можешь его увидеть, когда душа пожелает.

— Но это надо быстро, потому что, знаешь, времени остается мало…

— Не пойму тебя.

— Ну да, мало остается времени, но только не будем говорить об этом, ладно?

— Как хочешь, — сказал я. — Когда ему прийти?

— Поскорей.

Она меня изрядно напугала. Речи ее мне не понравились, но Гронешке я ничего не сказал, а маме уж и подавно.

Я отправился на Бенцата, чтобы выполнить данное обещание. Меня распирало желание сделать остановку около Кайзераков, чтобы разбить им башки об стенку, но мне нельзя было задерживаться.

Я шпарил через мост, как если бы за мной по пятам гналась камарилья Боублика с заряженными не понарошку пушками и резиновыми дубинками. И у корта я не остановился, только слышал, как мальчишеский голос считает, и тупые удары теннисного мяча.

Богана я нашел на мысу. Он лежал на рваном полотенце и протирал очки. Увидя меня, он плюнул на очки и встал.

— Гарик тут?

— Загорает у киоска, — сказал он. — А ты чего такой встрепанный?

— Нет времени на длинные речи.

— У тебя видик, будто за тобой гонится Боублик, балда.

Я прямо по расстеленным одеялам направился к киоску, где продавали лимонад и сосиски, вымоченные в горячей воде, где вокруг вощеных стаканчиков всегда роились осы, а вечерами прибегали мыши, чтобы покормиться из урн. Кое-где меня одергивали окриками, чтобы я не наступал на одеяла.