— А года три или четыре назад… — начала она.
— Не вспоминай, не надо, — попросил он.
— Нельзя не вспоминать…
— Теперь ведь этого нет.
— Зато тогда было, да как еще было-то. Не могла я тебя понять. Страшилась за тебя. А ты все молчал и молчал.
Он и сейчас молчал, но она чувствовала, что говорить он будет.
— Тебе… тебе никогда не хотелось умереть? — спросил он наконец.
— Мне? — повернула она к нему лицо. — Хотелось один раз. В двенадцать лет, когда я была безнадежно влюблена в молодого историка, преподававшего у нас в классе. Он упорно не замечал моих томных взглядов, и мне тогда хотелось умереть. Это было страшно, но красиво!..
— И все же иногда, — устало сказал он, — иногда человеку хочется умереть — когда он думает, что все уже сделал, никому больше не нужен и жить ему не для чего.
— Жить всегда есть для чего, Вацлав. Хотя бы для самого близкого человека, которому ты нужен, даже если он не говорит об этом.
Помолчали.
Она чувствовала, что Вацлав лежит теперь рядом успокоенный и умиротворенный, как после исповеди.
— Сейчас и я это знаю, Квета, — прозвучал в темноте ровный и ясный голос. — Но тот ужасный день, когда в последний раз я вышел из проходной нашей типографии, закрыл за собой дверь корректорской, будто закрыл дверь жизни… И сразу впереди не оказалось ничего, кроме долгих пустых дней. Ненужных дней.
— Но такая пора наступает для каждого, Вацлав. Надо только уметь ее пережить.
— Уметь пережить, — повторил он, — это ты верно сказала. Всегда надо только найти в себе силы и пережить. Как легко это говорится…
— Тебе не трудно на минутку приоткрыть окно?
— Зачем? Разве здесь жарко? — удивился он.
— Немножко душно, — сказала она и несколько раз с усилием глубоко вздохнула.
Он подошел к окну, отдернул занавесочку и распахнул одну створку.
Воздушная струя была такой студеной, что он поежился. Но не ушел, а, плотней запахнув ворот, ждал, пока она попросит закрыть.
Она ощутила ночной воздух уже после того, как ее обволокло им, как обволакивает человека благовонием, крепнущим постепенно, чтобы тем сильней одурманить. Вот и ее теперь словно бы одурманило пронизывающим холодком, едва она почувствовала его дыхание на своем лице, на шее и неприкрытых руках.
Когда, захлопнув створку, он снова лег, она сказала:
— Сначала я подумала, здесь все такое же, как было тридцать лет назад… Но это только казалось… Здесь-то и правда все как было, но что-то изменилось в нас…
— Завтра будет хорошая погода, — сказал он. — Ночь ясная.
