Липст равнодушно пожал плечами и принялся за еду.
— Ничего я не слышал, — сказал он.
— Нет, но вы только представьте себе! И если об этом узнают? Что только с нами будет! Позор на весь дом! Я ведь все-таки была здесь хозяйкой. Я обязана быть в курсе дела.
— Вам виднее.
— Попомните мои слова: от Зелтыни мы еще натерпимся. Ипподром, азарт, преступления — все это идет рука об руку. Я в жизни не пустила бы ее в свой дом, но, видите ли, меня теперь никто уже не спрашивает.
— Ладно, мадемуазель Элерт, теперь мне пора идти. Надо купить кое-что. Извините.
— Извольте, сударь! Я и не помышляю вас задерживать, избави бог! Только не откажите в любезности и все-таки иногда поглядывайте. Вы ведь тоже другой раз возвращаетесь домой за полночь.
Липст поспешил распахнуть дверь перед мадемуазель.
— Дай бог доброго здоровья вашим кискам!
Процесс ее удаления из комнаты протекал в порядке строго обратном появлению: сначала туловище с ногами, потом на мгновение задержавшаяся между дверью и косяком голова.
— Только не сердитесь! Ради бога не сердитесь! И еще, осмелюсь вам заметить, не ставьте ведро с водой на пол. Невзначай можно брызнуть, а от воды портятся доски. Ведь когда-то этот дом был моим…
— Хорошо, хорошо!
Липст шумно вздохнул. Пора бежать. Даешь брюки!
Мать раскладывает в витринах киоска газеты и журналы. Она настолько занята, что даже не заметила, как подошел Липст. Секунду постояв за спиной у матери, он молча обхватил ее за талию и приподнял. Вот это крик! Голос — единственное, что Маргриета Тилцен никогда не экономит.
— Дай, мама, я сам пришпилю эту газетину, предложил Липст, опустив мать. — Тебе надо еще малость подрасти.
— Ах, ты! Ну, погоди, получишь у меня! Еще раз испугаюсь — из меня и дух вон… Ты куда так рано собрался? И шея голая! У тебя горло слабое.
— У меня горло из водопроводной трубы.
— Мог бы один денек и подольше поспать.
— Пойду покупать брюки.
Мать всплеснула руками.
— Да разве ты сможешь сам! Я пойду с тобой, Липст.
Липст не стал спорить, только усмехнулся:
— До свидания! К обеду вернусь.
— Покупай подлиннее, чтобы, когда обносятся, можно было подвернуть… И гляди, выбирай материал потолще. И светлые не покупай! Слышишь?
Сын приподнял кепку и шаркнул ногой.
— Липст! Вернись-ка… С деньгами поосторожней! Положи во внутренний карман и заколи булавкой.
— Ладно, ладно! — уже издали отозвался Липст.
Мать еще долго провожала его взглядом, тревожным и озабоченным. Можно подумать, что она провожала Липста по меньшей мере на фронт.
