— Герр обер-лейтенант!
Шримм обернулся к телефонисту у школьной доски.
— Штаб полка не отвечает!..
— Больше не вызывай! — Шримм взглянул на часы. Четыре часа одиннадцать минут, истекла двенадцатая минута… Перевел взгляд на широкую спину Митуха. В голове шумит, руки дрожат. Дыхание учащенное. Он перестал воспринимать окружающее — суету в школе, где писаря, врач, телефонист, взвод охраны паковали свое хозяйство, возню на школьном дворе, где под рев скотины солдаты запрягали кляч в повозки (на больших колесах с тонким ободом) и грузили снаряжение, — и сосредоточился на одном: дождаться Гемерта и Гизелу! В штабе полка вряд ли станут тратить на них время. Он ее дождется. Гизела не может, не должна остаться здесь! Обороняться надо с юга, со стороны Рачан, и уйти с Гизелой и остатками подразделения!.. Он нервно провел рукой по лицу.
— Итак, — обратился он к Митуху, — у вас жил солдат Калкбреннер?
— Жил солдат, — произнес Митух в стену, — но я не знаю, как его зовут.
— Он дал вам взрывчатку?
— Нет.
— Вы были знакомы с Гизелой Габоровой?
— Нет, — ответил Митух. — Ни разу не видел ее.
— Значит, сюда, в Молчаны, вы, герр инженер, эвакуировались — у вас такая широкая спина, как вам посчастливилось избежать пули? С кем вы здесь общались?
— С родственниками.
— Вот как! — сказал Шримм. — С кем именно?
— С братом…
— Унтер-офицер Войковиц!
— Я, герр обер-лейтенант!
— Приведите Мидаха! — распорядился Шримм и, не сводя глаз с широкой спины инженера, спросил: — Как зовут вашего брата?
— Адам Митух.
— Да-да, Адама Мидаха!
— Слушаюсь, герр обер-лейтенант!
Кровь стучала в висках Митуха в эти последние минуты войны, последние минуты тьмы, страха и всепоглощающего отчаяния. Оно накатывало, когда он смятенно думал о матери, о Бете, жене Адама, о ее детях и о брате Адаме. Был ли смысл во всем том, что они делали? Зачем партизаны взорвали мост и заблокировали дорогу? Ведь он передал им взрывчатку, чтобы они, если удастся, вывели из строя железнодорожное полотно за Ракитовцами. Это бы еще имело смысл. Могло принести пользу Молчанам. А теперь что? За Гизелу и партизан его корили дома — Бета постоянно ругала, иногда и Адам упрекал, — а теперь из-за действий партизан его осудит вся деревня. Из-за Гизелы и шриммовского солдата Курта Калкбреннера он не смог уйти к партизанам. Бета и Гизела. Сверстницы. В эти последние минуты тьмы и страха Митух думал о них обеих.
У Митухов распахнулись настежь двери в кухню.
Бета ахнула. Ввалились четверо солдат и унтер-офицер Войковиц. Молча оглядели кухню, потом горницу, пооткрывали шкафы, разбросали одежду и белье, заглянули под кровати, вошли в заднюю комнатушку — и остолбенели.
