— Нет!
В школе началось движение.
— Нашли Калкбреннера? — вдруг закричал Шримм лейтенанту, который собрался было уйти. — Доставьте его, даже если он… вы должны!.. Он мне нужен… — Шримма трясло от злости. — Вы должны разыскать его!.. Живого или мертвого, все равно!..
Он повернулся к телефону на школьной доске, испещренной цифрами, прямыми и кривыми палочками, размазанными пятнами белого и голубого мела. В хаосе цифр, палочек, каракулей и пятен он даже при тусклом свете свечей разглядел пять параллельных линеек, скрипичный ключ и нотные знаки.
— …За каждого убитого, — Шримм говорил по телефону со штабом полка в Ракитовцах, — не меньше… — Он слушал, глядя на нотную запись «Horst-Wessel-Lied»[20], давнишней, полузабытой им песни. — Двое убиты, один пропал без вести! Колпинг не вернулся… Очевидно, партизанские отряды. — Шримм слушал, уставясь на ноты «Horst-Wessel-Lied». Старая партийная песня борьбы и свободы. Хорст Вессель, болван! Позволил коммунистам убить себя. Где борьба, там нет свободы… — Тридцать заложников за каждого? Фоллен, Виллих, Калкбреннер… Есть… Слушаюсь, герр майор!
На молчанских полях темно.
Калкбреннер стоял неподвижно, еще оглушенный взрывами (рухнул мост, и опрокинулись две бетонные надолбы, вонзив свои остроконечные пики в дорогу), он стоял недалеко от шталевского кирпичного завода, в противотанковом рву, увязнув обеими ногами в глинистой луже, поблескивающей на дне. Он дрожал от страха перед враждебностью молчанских полей и от закипающего гнева. Кто это сделал, зачем они опрокинули надолбы на дорогу?.. От страха он уверял себя, что всего безопаснее идти туда, куда не пойдут немецкие солдаты. Он знал, что они нипочем не пойдут через эти пузатые бетонные бутыли — армия бросила их и не собиралась использовать для защиты от советских танков и пехоты. Со страхом и досадой он подумал, что совершил роковую ошибку. В униформе он был чужаком, а теперь?.. Выбросить униформу? Или не выбрасывать? Вернуться в Молчаны? Бежать куда-нибудь? Но куда?.. Ах, как он одинок, ужасно одинок. Он стоял в противотанковом рву, боясь тронуться с места, казалось, каждый шаг грозит бедой.
Гришка и Станко (от чьих взрывов перевернулись надолбы) осторожно, молча и медленно пробирались к Кручам по длинному противотанковому рву — он доходил до шталевского кирпичного завода, а оттуда шла дорога в лес. Иногда они останавливались, прислушиваясь к малейшему шуму. Кругом было темно и тихо, только с юга доносился гул канонады.
