— Was? — тихо переспросил обер-лейтенант Шримм. — Ingenieur Midach?[3]
— Гут, — ответил Шимко, — Митух, гут. Он самый!
— Привести его! — приказал Шримм солдатам. — Инженера Митуха ко мне!
У Митухов с той минуты, как Адам с лошадьми и подводой ушел через сад в поля, воцарилась напряженная тишина. Адамова жена Бета молча обходила деверя, но, когда он вернулся из конюшни после разговора с Калкбреннером и принялся шнуровать ботинки, она остановилась у него за спиной. Стояла и смотрела на его широкую спину.
— Зачем ты послал Адама в поле? — тихо спросила она. — С ума сошел?
— Чтобы его немцы не забрали и не оставили вас без подводы и лошадей.
— А если его убьют? Поля уже под обстрелом.
— Не бойся, Бетка, ничего не бойся! Пушки туда не достают. Ничего с Адамом не случится. Я помогу тебе с детьми. Для того и остался. И мать нельзя тут бросить.
— Много ты знаешь… — сказала она презрительно и тряхнула головой, так что концы теплого голубого платка затрепыхались под подбородком. — Много ты знаешь, случится с ним что или не случится! Из-за тебя весь дом в страхе! Зачем ты дал этому немцу старую одежду? Шел бы сам подыхать вместе с партизанами. Дом ради них разоряешь.
— Тихо! — обернувшись, прикрикнул он на Бету. — Замолчи!
Вошли двое солдат.
— Здесь живет инженер Митух? — спросил один из них.
— Это я.
— Пойдете с нами! Начальнику нужен переводчик!
Бета с ужасом смотрела вслед солдатам, уводившим деверя. Ишь вышагивают…
Что им надо? Митух шел между ними и мысленно перебирал подробности своей жизни в последнее время. Откуда они о нем узнали? А тут еще Бета кричала, чтобы он шел подыхать с партизанами… Столько-то и они поймут, а может, и поняли… Он думал о брате Адаме, о невестке, об их детях, вспомнил про мать и испугался, как бы в последнюю минуту не случилось беды. Он не партизан, но попробуй докажи это немцам! У них каждый — партизан, дома его тоже считают партизаном, да и по деревне про него говорят уже «Митухов партизан», а не Митухов инженер или Митухов Йожо… Дома он слыл партизаном, потому что для них все, кто участвовал в восстании против немцев, были одного поля ягода. Во время восстания немцы разбили его роту в Восточной Словакии, и все потому, что их командир, сотник Михал Байзик, в тамошней, непостижимой тогда неразберихе перебежал к немцам и сдал им свой полк. Потом Митух выпросил в Стакове у одной перепуганной хозяйки одежду — белые суконные порты, белую полотняную рубаху и потрепанный парусиновый пиджак, — нахлобучил на голову дырявую шляпу, снял с яблони чью-то косу и так, с косой, сумел пройти почти через всю Словакию до самых Молчан. Завидев немцев, принимался косить что попало — картофельную ботву, коноплю. В Молчанах его считали человеком с головой, ведь он не попался немцам в лапы и вовремя дал деру из армии. К тому времени в армии царили измена и хаос, она развалилась сама собой… Никто не пенял ему, что он отсиживается в Молчанах, никому до него не было дела, многие о нем вообще не знали, потому что днем он не выходил со двора. Восстание он расценивал как бессмысленную и вредную затею, отрекся от него и жил своими интересами. Мало кто знал о нем. Пожалуй, только Гизела Габорова (с января он начал похаживать к ней), староста Шимко да его работник Колкар
