— Не сможет!
— Не по силам!
— Это кому не по силам? Микею?
Он хоть и ростом мал, да на отчаянности замешан, из отваги слеплен!
— Осилит, так с меня двадцать копеек! — Маулетбай метнул монету и на лету поймал.
— И с меня двадцать! — Сафуан, зажав монету в щепотке, покрутил ее перед народом. Тут и остальные:
— С меня десять!
— Пять копеек! — Три!
Я тоже вслед за другими чуть было не крикнул «две копейки!», еле-еле удержался. Не то мыла с одного края порядком бы убавилось.
Хоть Микей и с придурью, но деньгам цену знает. А ведь немало перепадет. Он, словно в раздумье, повторил:
— Я, что ли? Керосин, что ли? А сколько выпить нужно? Кто-то незнакомый, не из наших, видать, малахай свой снял.
— Ямагат![12] Весь сбор сюда кладите! Добыча батыра вот в этой шапке будет.
— Что ли, отважиться? — сказал сам себе Микей. — А сколько выпить нужно?
— Вон той одной кружки и хватит, — установил Маулетбай. На бочке стояла жестяная кружка. Бутыль керосина в нее войдет.
И тут же — дзинь! дзинь! дзинь! — медные денежки вперемешку с серебряными запрыгали в малахай. Но какая-то тревога вдруг наползла на сердце: не денежки будто звенят, а Микея медной сковородкой по башке колотят. Я знаю, керосина и глоток глотнуть — смерть. Мы, когда дома одни, без старших остаемся, в такую игру играем: наберем в рот керосина и на горящую спичку выдуваем — пламя на пол-избы отлетает. Но проглотишь по ошибке — в кишках будто огонь ворохнулся…
Хозяин малахая казной потряхивает. Ни звука больше. Только деньги в шапке прыгают.
— Ну, коли так потчуют… Не за деньги, слово ваше уважу, на бога положусь. Авось душа не выскочит. А выскочит, так и пусть… Наливайте!
Налили. Закрыл глаза Микей и в один дых выпил всю кружку. Только зачем он глаза закрыл?
В чем тут забава была, я ни тогда, ни потом не понял.
Но понял только гораздо позже, зачем полоумный Микей глаза тогда закрыл. Не хотелось дурачку на умных лицах идиотский осклаб видеть. Ему, дурачку, и дальше среди этих людей надо будет жить. Но мне их, пустую потеху за грош покупающих и от той потехи млеющих, в жизни пришлось увидеть немало. И ведь никто (и я тоже!) не крикнул: «Остановитесь!» И не крикнут. Куда там — деньги уплачены!
— Афарин, Микей, загреб ты казну, — сказал тот, из чужого аула, выцарапал монеты из меховой подкладки и сунул Микею. Но Микей лишь головой покачал. И, ни на кого не глянув даже, вышел.
— Ай-хай, совсем люди заелись, и деньги не нужны, — удивился Маулетбай-Индюк. — Вот, ай…
