— Подожди-ка, енге, негоже гостю так уходить. По крайности, хоть пляской попотчую.
Сказал и тут же, руки в боки, пустился в пляс с припевками:
Гость во двор — хозяин в пляс,
Так и пляшет целый час
Можно заново начать,
Если нечем угощать.
Нет соломы для коня,
Нет для бражки ячменя,
Рот разинет — вот те на!
Вся душа насквозь видна!
Плясал он увлеченно, с пылом, крутился, вертелся, несколько раз пробежался, даже вприсядку попрыгал. Когда Талип завершил пляску, Старшая Мать сказала:
— Афарин! За почет-уважение, веселье-угощение спасибо!
— Гулять так гулять, енге, давай еще и песенкой уважу. Вот послушай…
Строй гвардейский одолеть Всех на свете может, Как увидит немчура Так в штаны наложит!
Это наша песня, гвардейская. Я ведь даром что маленький, у царя в гвардии служил. Все — под матицу, один я — со ступку. Хи, это же потеха, как я в гвардию попал! На большой поляне, енге, выстроили войско — с тысячу, а то и больше. Вышел самый большой генерал и начал гвардейцев себе отбирать. Отступит назад шагов на пятнадцать двадцать, разбежится и — как пнет с разбегу солдата ногой под колено! Богатыри из богатырей ничком падали. Из ста один, может, и выстоит. А кто выстоял, тех генерал вперед выводит и первыми ставит. Все гифриты[10] словно. Вот так разбежался он и пнул под колено меня. Я и не охнул. Генерал глаза вытаращил. Спереди зашел, сзади зашел, всего меня с головы до ног взглядом ощупал. Потом отступил он еще дальше, на сорок шагов, разбежался и пнул меня под второе колено. Я и не дрогнул. «Молодец, солдат! — сказал тогда генерал. — Встанешь в строю самым последним, будешь самым первым, самым верным моим гвардейцем. Когда ты сзади, никто нас под колено пнуть не сможет». Так и сказал, бедняга. Немного после того прошло, мы сами ему под колено и пнули. Сначала на четвереньки упал, потом и вовсе покатился. Это случилось, когда царя свалили и гнездо его по ветру пустили.
Закончив рассказ, Талип во все глаза уставился на Старшую Мать.
— Может, лишнего что сказал или что не так сделал, не обессудь, енге…
— Не беда, без лишку здесь и не обойдешься, для правды порой, чтоб поверили, и приврешь немножко.
— Не обойдешься, енге, не обойдешься, — охотно согласился «гвардеец».
Круглый Талип проводил нас до ворот. У меня на каждом шагу макушка неба касается. Какие богатства-сокровища с собой уносим: две припевки, одну пляску, одну песню и — отменное самокатное колесо! И все это — за лохматые козьи шкуры никчемные. Спицы колеса на солнце сверкают. Нет-нет да сверкнут перед глазами и белые зубы Талипа, который спел нам такую красивую песню. Вот уж кто и впрямь бесхитростный!
