Чем это мессианство обернулось для азербайджанцев? Похмельем в чужом пиру? Не все так просто. Не окажись Северный Азербайджан два века назад в составе России, очень вероятно, что и сегодня азербайджанцы оставались бы народом без своего государства — как курды, уйгуры или баски. Иран пресекал и пресекает любые шаги иранских азербайджанцев в направлении собственной государственности. Хотя правда и то, что значительная часть нынешней иранской элиты — азербайджанского происхождения.
С другой стороны, хотя азербайджанцы и до 1805 года жили в разных ханствах, едва ли между ними мог возникнуть тот разрыв (некоторые даже говорят о пропасти), который налицо сегодня. Как современные нации, азербайджанцы Севера и азербайджанцы Юга сформировались в двух разных культурно-политических средах. Вот почему это во многом разные по менталитету народы. Накопились и языковые различия.
Сказанное не следует понимать так, что иранские азербайджанцы — ухудшенное издание своих северных собратьев. Еще дореволюционный «Новый энциклопедический словарь» (т. 1, СПб, 1911, стб. 542) в статье «Азербейджан» (написание именно таково) характеризовал эту персидскую провинцию так: «Самая богатая торговая и промышленная часть Персии… Население сильнее и мужественнее, чем в остальной Персии… Во время персидской революции (1908-09) Азербейджан сыграл выдающуюся роль как оплот конституционалистов».
Однако судьба распорядилась так, что иранские азербайджанцы не знали собственной государственности, а это бесценный опыт. Не прошли они и школу форсированной модернизации российского, а затем советского образца. При всех издержках такой модернизации современная Республика Азербайджан имеет сегодня по ее итогам главное: обучаемое общество, чего, к сожалению, пока не скажешь о многих исламских странах. Обучаемость — качество, о котором постоянно забывают политологи и даже социологи — не сваливается с неба и не возникает само собой. Оно опирается на каркас образования, культуры, науки, технологий, а также на терпимость к разнообразию, на податливость к переменам. Выкорчевать все это из общества неспособны даже длительные периоды бедности и гражданских потрясений. Пессимисты говорят в такие времена: «Ну вот, ничего не осталось, все разбежались и разъехались, все распалось и разрушено, теперь ничего и никогда больше не будет». Однако едва страна переводит дух, все «отрастает» (пользуясь языком биржевиков) заново.
