Дом отца постоянно осаждался его кредиторами. Невозможно было узнать даже величину его долгов, поскольку он сам их не знал, а они росли с каждым днем. Чань Шэнъю постепенно оплачивал долги, потому что не мог предоставить мота самому себе и желал от всей души сохранить собственное доброе имя. Тем не менее его горе было велико, поскольку он с глубоким сожалением видел, как постепенно пропадают богатства, которые он обрел таким тяжким трудом.
Все это продолжалось долгое время. Наконец настал момент, когда Чань Шэнъю, огорченный поведением сына, уставший от бурных сцен, которые время от времени разыгрывались в его доме, и, наконец, испуганный перспективой окончательного разорения, внезапно принял решение поделить свое имущество на три части и распределить поровну между собой и сыновьями.
Как можно было ожидать, транжир тотчас же согласился с удачным предложением отца. Ему в руки попала богатая добыча, которой он мог воспользоваться полностью по собственному усмотрению. Как тут не обрадоваться!
Не прошло и года, когда у Фо-сеня не осталось ни гроша от его наследства. Тогда он снова стал занимать деньги у отца и брата. Убитый горем Ки-сень заболел, а поскольку его болезнь не относилась к тем, которые наука способна излечить, он с каждым днем терял силы и наконец умер от истощения, несмотря на предписанные врачами лекарства.
Отец и мать были совершенно раздавлены горем. Что же до Фо-сеня, он смотрел на это трагическое событие только с той точки зрения, что таким образом ему досталось неожиданное богатство; за все время он не пролил ни одной слезы по умершему и не потрудился даже скрыть свои сокровенные мысли.
Все это так подействовало на госпожу Ли, что и она умерла. От многих слез ее глаза наполнились кровью, и скоро она последовала в могилу за своим первородным сыном.
Фо-сень был не тем, кто мог позволить отвлечь себя от удовольствий и распутств случившимся. Он продолжал свой прежний образ жизни с такой настойчивостью, что постепенно им овладела чахотка.
Когда несчастный Чань Шэнъю понял, что смерть намеревается забрать у него его последнего ребенка, он больше не думал о том, какие страдания тот доставил ему, а лишь страстно желал, чтобы он остался жить, несмотря на его злое сердце и недостойное поведение; но однажды утром, в третью стражу Фо-сень угас, как лампада, в которой сгорела последняя капля масла.
В отчаянии от мрачного одиночества, опустившегося на его седины, Чань Шэнъю в то же время был охвачен чувством внутреннего возмущения против решений судьбы.
