Вместилище прогулок и бесед
Дурашливо серьезных водомерок.
А третий пруд — пристанище куста,
Что ухитрился забрести в середку;
В четвертом обитает карп зеркальный,
А в пятом — пара маленьких русалок,
Охотниц до лапты или до салок,
Растрепок и болтушек; пруд шестой
Приманчивее прочих — весь в кувшинках,
Чьи корневища спят, как крокодилы,
На илистом, коварном, вязком дне;
Кувшинок видят лилии во сне,
А те их — наяву...
Но пруд седьмой...
Но ты еще со мной...
— Что говоришь ты?!
— Я? Стихи читаю.
И сбился.
Да; в седьмом пруду живут
Единорог, дракон, грифон, и аспид,
И василиск; последний — тварь и плут,
Он ночью кукарекает и застит
Хвостом своим соседям белый свет.
У аспида, бедняжки, вянет ухо,
А также хвост;
Грифон суров и прост:
Рвет перья из груди, романы пишет
Когтистой лапой, ни черта не слышит,
А также знать не хочет ничего.
Дракон лежит на дне, и у него
Тоска: он лишний среди прочих,
Он вымрет сам, — возможно, к данной ночи, —
Три головы его принадлежат
К трем разным философским школам,
В три заблуждения впадает он,
А выпасть ни из одного не может,
Безвольный, бедный, ненормальный, тихий,
Как, впрочем, все философы и психи,
И всеми презираемый дракон...
Вот ты и засмеялась...
— Калиостро,
Скажи, а сам ты видел василиска?
— Аржиль, он подошел ко мне так близко,
Как ты сейчас... Ох, не визжи!
— А кто страшней из них на вид, скажи?
— Химера, милая; на сон дурной похожа.
Ужаснейшая рожа.
— Химера?
— По правде говоря, она
Напоминает чем-то кавалера,
С которым мы повздорили вчера.
— Но кажется, он был хорош собою...
— О, что-то новое, клянусь судьбою
Своей! Ты прежде харь не замечала
Смазливых; он понравился тебе?
Не догадался я! Я превратил бы
Тебя в какой-нибудь предмет — к примеру,
В кисет... или в премиленькую трость...
И подарил ему; и с Богом, с Богом!
И я не упражнялся б тут со слогом,
А ехал бы в покое и в тиши.
— О, Калиостро, не греши...
— Ты произносишь это имя странно.
— Из всех твоих имен оно одно
Произносимо; прочие — чужие,
Мне их не выговорить, ваша честь.
Не гневайтесь.
— Пора и вкусом мне твоим заняться,
Аржиль, а то придет пора расстаться,
И выберешь такого дурака...
— Не мог бы ты передохнуть, пока
Я слово вымолвлю?
Я слушаюсь тебя; я от людей
С тобою прячусь; ставлю ногу в стремя,
Одевшись по-мужски; ночей не сплю;
Я все терплю
Безропотно, все слушаю, что скажешь,
А о таком мне слушать не прикажешь!
— Не ты ли разговор и завела?
— Я призраком и деревом была,
Я в ад ходила, как того хотел ты,
Я плакала, как ты, и пела, если пел ты,
