Горе у меня, Настасьюшка, горе,
потерял я туфельку твою, бездельник!
Всюду и всегда была она со мною,
да обронил, потерял, нечестивец,
ума не приложу, где бы;
то ли у рожи ямщицкой аршина на полтора
с усищами — каждый с леща хорошего, в шапке юзом;
то ли на першпективе в карман за платком полез сопливым,
а мое сокровище под ноги туземцам-то и пало;
то ли в трактире поганом бриллиантовую туфельку твою
с ножки чудной
посеял;
прости меня, грешного, в геенне гореть я достоин,
слезами горькими плачу, лицо показать стыдно.
все потерял, все, что от тебя у меня было!
ведь я теперь здесь без туфельки твоей совсем пропащий:
живьем без талисманчика съедят, хари!
ведь как сердце чуяло, подлое грешное сердце:
хотел, уезжая, локончик твой незаметно срезать,
в ладанке на свою некрасивую костлявую грудь привесить,
да устыдился-то сдуру
локончика тебя лишить, несравненный цветок мой,
коханочка, ясочка, птичка;
а теперь меня отсюда не выпустят, не надейся,
не видать мне тебя вовеки,
нежить сворой накинется, душу выест,
ты одна мое спасение, пристанище, счастье;
а я-то, негодный, раб подлый,
