Ему, фронтовику, только что введенному на один из руководящих постов Союза композиторов, поручили для Союза подобрать какой-нибудь ленинградский особняк, он ходил по пустым кубатурам прекрасных зданий — выбор его решили лестницы — в частности, узкие деревянные на антресоли, винтовая чугунная дома Гагариной на Большой Морской.
Соседи, строившиеся в Комарове или в Репине, — Баснер, Гранин, — консультировались у него именно по поводу лестниц, он советовал, рисуя на ходу с превеликим удовольствием. «Деревянная лестница придает дому шарм», — повторял он. Всякий раз с радостью открывал он двери в подворотне на Фонтанке, первый взгляд — ступеням, звавшим его в комнату, точно в башню замка.
Абгарка нагнал Толика, несшего куда-то стремянку, и прильнувшего по пути к пивной Иппокрене, и сел на ящик.
— Устал я спать, — сказал Абгарка мрачно. — Как я устал спать. Опять чужие сны снятся. Лестницы стеклянные, поющие, перепутанные.
— Как ты узнаешь, что они чужие?
— Так не понимаю я их.
— А свои сны ты понимаешь? — осведомился Толик.
— И свои не понимаю, — сказал Абгарка. — Но совершенно по-другому.
Толик, озадаченный, только в затылке почесал.
— Узнаю брата Колю, — сказал карлик, подходя со стороны Дровяного переулка, — обмер у трех углов на перепутье, стоит, репу чешет.
Переправа есть подчеркнутый, выпуклый, чрезвычайно яркий момент пространственного передвижения героя.
Все виды переправы указывают на единую область происхождения: они идут от представлений о пути умершего в иной мир…
В. Я. Пропп «Исторические корни волшебной сказки»
В некоторые, особо неудачные, неприятные, тяжелые дни вечерний подъем по лестнице Комаровского дома, так же как по лестнице квартиры-дворницкой на Фонтанке, ведущей из крошечной прихожей (называемой, как известно, вестиблюем) в комнату, отнимал у него все силы, словно преодолевал он не два, не полтора невеликих марша, а некое немыслимое альпинистское восхождение в гору. Тогда он падал на кровать, едва успев разуться, засыпал мгновенно, не раздеваясь. Чаще всего его выбрасывало из этой несусветной немыслимой усталости в сон о переправе, как могло бы выбросить на берег рыбу.
Постоянным было только то, что он строил мост, как на войне наяву, вместе с солдатами своего штрафного батальона, чтобы войска могли переправиться со своего берега на берег, занимаемый противником. То есть всякий раз он был в роли Харона, перевозящего с берега жизни на берег смерти, это тоже была совершенно реалистическая деталь, бытовая, правда жизни, поскольку в жизни и те, с кем возводил он свой мост под огнем врага, и те, кто переправлялся с криком и лязгом на ту сторону, погибали, благодаря его усилиям, он видел их трупы и в ледяной воде, и на свежих бревнах творения своего из-под собственного топора; не единожды он молча называл себя перевозчиком в царство мертвых.
