Ударил я ее, сознаюсь. И, наверное, ни за что. И смолчала она. Зыркнула только. Глаза сверкнули. Глаза голубые (а были-то серые!), щеки горят, губы красные и зубы как мел. Ведьма. Оделась — и нет ее. А я пошел на уголок. Потом к художнику. У него как раз после творческой удачи полоса отдохновения наметилась. Поговорили мы. Уснул я у него. Утром домой пришел. В комнате ее нет. А в зеркале ходит, собирается на работу, сердитая такая. В комнате я один стою как дурак. Черт старый в рубашке задрипанной. Она в зеркале зеркальной дверью трахнула — и ушла. И там тоже стало всё тихо. Я, естественно, в ванну, голову под холодный душ. И понеслось.
Возненавидел я это зеркало. И все, само собой, остальные. Думаете, со временем зеркала мутнеют оттого, что амальгама у них портится? Ни хрена подобного! Это они жизни насасываются выше положенного им предела, как комары крови. Художнику эту мысль высказал. Он меня очень хвалил — как это я додумался.
На то, стенное, руки я, конечно, поднять не мог. Но из сумочек ее зеркальца всякие доставал. Прямоугольные, а также круглые и овальные. Одни бил. Другие просто в мусоропровод шваркал. Из ванны зеркало унес на уголок и толкнул. Деньги пропил. Думаете, мне в тот день пить хотелось? Ни в малой мере. Мне эту штуку поганую хотелось победить.
А моя-то уже на себя похожа не была. Посмотрю — а не всегда и узнаю. Чужая какая-то женщина. Молоденькая. Красивая. Другая совсем. Не знаю, кто такая. Не знаю, как звать. И что со мной в одной комнате делает, не понимаю. Она на меня внимания не обращала. Беседовала только с той, которая в зеркале была. И та ей отвечала. Вот у той с моей сходство имелось. Я однажды к этой и обратился: «Поменяйтесь, — прошу, — местами!» Она «скорую» вызвала. Упекли меня и стали лечить. Куда надо что надо зашили. Навещать меня они обе приходили. По очереди. А один раз вместе. И то ли двоеженец я теперь был, то ли холостой.
Домой вернулся — а там всё другое. Мебель полированная. Ковер на полу, Цветы торчат. Одно только зеркало проклятое где было в стену вделано, там и красуется. И красотка разнаряженная меня встречает. В прикиде. В макси. Уши золотом завешаны. «Вам чего, гражданин?» — вопрошает. И посмеивается.
Помните, художник рассказывал, что тот, который зеркало хотел изобрести, особо веселых женщин рисовал. Не в смысле гулящих, а веселящихся. И веселье то было нехорошее. Но весьма притягательное. Вот так и эта усмехалась.
