Покровитель птиц | страница 42
— Все там будем, — сказал Бихтер.
Абгарка продолжал:
— Плохая рифма, — заметил Бихтер, — «мозоль» и «козел».
— На «козел» хорошая рифма «бензол», — сказал Толик.
— Что такое «бензол»? — спросил Клюзнер.
— Химия, — ответили из очереди.
Тут один из постоянно подливавших в кружку косорыловку из шкалика стал, приплясывая, петь «Семёновну», Шура захлопнула оконце свое, и поскольку причина собираться иссякла, очередь разошлась.
задумчиво произнес Бихтер, —
Уходя, откликнулся Толик:
Глава 16
ГЕРОЙ ИЗ ДРУГОГО ТЕКСТА
Литературоведу Б. заказали предисловие к книге Геннадия Гора. Они прогуливались по Комарову (литературовед специально прибыл из города, чтобы обсудить предисловие с писателем). Дважды повернув с улицы на улицу, оказались они перед молчаливым заколоченным клюзнеровским домом на околице, весь участок вокруг дома сиял желто-золотым: цвели одуванчики; за углом темнел лес. Заговорили о Клюзнере, Гор рассказал литературоведу, что Клюзнер в армии был в конных войсках, кавалерист, во время войны командовал он штрафбатом, наводившим мосты и переправы под огнем немцев, а дом строил сам, проектировал сам; была и пара строителей, а он ими командовал, работая с ними вместе, да мы его всё время видели с топором в руке.
— С ним все советовались, когда строились, — сказал Гор, — Гранин, Баснер в Репине.
— Надо же! — воскликнул литературовед. — Конь, мост, дом в лесу. Да ведь это реалии волшебной сказки! Жизнь мифологического героя! Пропп, Афанасьев, Потебня! «Мужской дом» Фрезера!
— Нет, — возразил Гор, — наш герой из другого текста. Клюзнер был человек как из английского романа.
Глава 17
ПИСЬМО О ЛОШАДИ
На сине-сивом коне ты приехал сюда в полдень из гор Кузнецка.
В. Я. Пропп «Исторические корни волшебной сказки»
Дай мини три зари папастись на росе.
А. Н. Афанасьев «Народные русские сказки»
Конь дарится герою его умершим отцом из могилы.
В. Я. Пропп
«В детстве, — писал в письме своем Клюзнер, — я, должно быть, и так-то был странным ребенком, а когда в Астрахани убили отца, а мне едва исполнилось девять лет, что-то произошло со мной неподобное, словно жизнь ушла, и я оказался в каком-то мире, только напоминающем настоящий. Как будто конец детства и начало юности провел я в чистилище. Я никогда и никому об этом не рассказывал, да таких слов, чтобы поведать об охватившем меня состоянии, у меня не было и сейчас нет. Матери со мной было очень трудно. После случайной (или всё же не случайной?) гибели отца, после гибели старшего брата на неведомых просторах фронтов Гражданской войны матушка со мной и средним братом вернулась в Петроград, мы жили с бабушкой в тихой небольшой квартире в Коломне между Фонтанкой и Екатерининским каналом. Я учился в трудовой школе, работал лаборантом-химиком, а потом экспедитором в „Севзапсоюзе“, рабочим на „Красном треугольнике“, перечил всем и вся и жил, как во сне; затем меня призвали в армию. В армии служил я в кавалерии. И тут встретил я существо, которое, по правде говоря, вернуло меня из чистилища в действительность. Это была моя лошадь. В некотором роде встреча с ней изменила меня совершенно, и вовремя: еще немного, еще пару лет попребывав в описанном мною выше состоянии, стал бы я окончательно добычей сатаны и жителем дурдома. Лошадь научила меня утерянному почти безнадежно ощущению красоты бытия, тепла, любви. Она понимала всё. Это был единственный человек, с которым можно было по-человечески разговаривать. Звали ее Роза. Я потом читал у Свифта о государстве лошадей, как читал прежде в „Мифах Древней Греции“ о кентаврах; конечно, она была из особого племени, почти инопланетного.