Именно из разговора маменьки с Клюзнером девочка узнала, что мать сменила имя до войны, в деревенском детстве звалась иначе, не Галиною, как теперь.
— Мне очень даже нравится прежнее имя, — сказал Клюзнер, — Домна Давыдовна. Если ты Домна, то я тогда кто? Прокатный стан?
— Вечно ты все путаешь, Домна — моя матушка, а меня звали Агафья. И вовсе не прокатный стан, а Блюминг или Слябинг.
Через несколько лет все запомнили имя Лениной бабушки, Домны Давыдовны, когда та со своим архаровцем-внуком приехала к дочери погостить. Все соседи и очередь у ларька.
Видимо, в тридцатые годы была негласная советская мода менять фамилии и имена. Рисующая в соседнем доме индейца жена акварелиста З. поведала модели своей, как поменяла имя Мавра на имя Мария, фамилию Зубрей на Зубрееву. «Хотелось обрусеть, не выделяться, теперь жалею». — «У нас у всех по несколько имен, — отвечал индеец, — у нас так принято».
«Ювенильное море»
Андрей Платонов
— Я жил в детстве в краю ювенильных озер, — сказал индеец.
— Я знаю, что такое ювенильные воды, — отвечал акварелист Захаров, смешивая краски в трехчастной крышке-палитре железной коробки красок своих. — Они живая вода из сказки, в некотором роде не изменившаяся со времен сотворения мира. Я ее понял на Байкале. И в Иркутске, где чистейшая река, в молодости бывал там, в мою сестрицу Неточку один иркутянин был влюблен, Мишка Жоголев, отчаянный отчасти был парень, но такой цельный, искренний, славный, бриллиант чистой воды. Сгинул он на каторге ни за что. Да, так я об озерах. В Святом озере на Валдае, особенно во втором и в третьем плёсе… А ваши озера ювенильные, они где?
— В горах Венесуэлы, — отвечал индеец.
— Для человека, чье детство прошло в горах Венесуэлы, вы очень хорошо говорите по-русски, — заметила жена Захарова Мавра Авраамовна.
— У меня бабушка русская, — сказал индеец. — Из русских старообрядцев, живших закрытым поселением в Венесуэле. Что-то вроде резервации, только добровольной. Мой отец ее похитил. Ее нипочем бы иначе замуж за иноверца не отпустили; да какие иноверцы? натуральные язычники. Они уже с тремя детьми к деду ездили повиниться. Хотел, по слухам, проклясть, да, внуков увидав, смягчился.
Мавра Авраамовна принесла еще два граната, положила с левого края натюрморта: «Так лучше, Сережа, правда?» Захаров был по образованию архитектор из Томского университета, а она в Академии художеств училась сперва у скульптора Матвеева, а затем перешла на другой факультет, где учителями ее стали Митрохин и Конашевич.
