Мне, как таксисту, довелось обслуживать американских специалистов из Управления дорожного строительства. Тогда-то и произошел такой случай.
Цыганенок
Надвигалась осень. Как говорят в народе, засентябрило. Порывистый ветер рвал пожелтевшие листья с уже наполовину обнаженных деревьев, и колючий мелкий дождик непрестанно лил с хмурого серого неба.
Я, как обычно, к девяти часам утра подал такси в Управление дорожного строительства. Ко мне вышел переводчик, мы с ним заехали в гостиницу «Савой», посадили инженера-иностранца и отправились в район станции Перловская, где велись работы по асфальтированию Ярославского шоссе.
Я работал на «форде», у которого сзади на специальном кронштейне было привернуто запасное колесо, а по бокам, для предохранения задних крыльев, находились два бампера, формой своей напоминающих стулья с провалившимися сиденьями.
Московские мальчишки иногда катались на этих бамперах, держась за колесо запаса.
Я благополучно прибыл к месту назначения, поставил машину на обочину и вышел из кабины вместе с пассажирами для того, чтобы осмотреть автомобиль. И вдруг увидел примостившегося к покрышке запаса, на бампере, цыганенка, мальчика лет десяти. На нем была драная грязная рубашка и рваные штаны. Он был бос. Дрожа от холода, мальчишка умоляющим взглядом смотрел на нас и ничего не говорил.
Я снял его с импровизированного «кресла», посадил в кабину, где теплее, и спросил, как он здесь оказался. Мальчонка, с перепугу путая русский язык с цыганским, объяснил, что прицепился, когда машина стояла, и хотел доехать до табора (в ту пору по окраинам Москвы в большом количестве кочевали цыгане), но машина ехала так быстро, что он не смог соскочить.
Переводчик все это сообщил американцу, и тот вдруг громко рассмеялся. Потом он вытащил из кармана монетку и, бросив ее цыганенку, потребовал, чтобы тот сплясал.
Мальчонка на лету поймал монетку, соскочил на свежеуложенный асфальт и принялся отбивать босыми ножками чечетку. Это было жалкое зрелище. А американец так громко смеялся, что его жирный живот трясся.
Я не утерпел, схватил цыганенка за плечо.
— Хватит, — сказал я ему, полезай в кабину и согрейся.
Мальчишку долго уговаривать не пришлось. Он, сверкнув своими черными глазенками, быстро юркнул в кабину таксомотора.
На месте работ мы пробыли не более двадцати минут. Инженер, сделав некоторые указания, вернулся к машине, и мы двинулись в обратный путь.
Цыганенок отогрелся, повеселел. Он сидел рядом со мной, и все его живое смуглое личико сияло от удовольствия. Еще бы, он впервые в жизни по-настоящему, по-человечески ехал в автомобиле!
