— Я не успела помыть посуду.
— А приготовить пожрать?
Она вроде как пристроилась к столу, чтобы с него убрать, — и теперь охотно прекращает это занятие.
— Так, началось…
— Скорей бы кончилось?
— Ну, типа того.
Я подаю ей листовку.
— Особенно мне нравится слово «нежелательной»…
Она садится и смотрит — не столько на меня, сколько мимо. Потом говорит:
— Там у тебя…
— А ведь я даже успел поверить твоему врачу. И давно?..
— Там сейчас…
— И давно ты их пьёшь?
— Ага.
— Понятно.
— Ну вот, теперь ты всё знаешь. Можешь заказать мне песню по радио. Кстати, вот-вот…
— Мне в этом месте надо смеяться?
Она внимательно смотрит мимо меня.
— Лиса!
Медленно переводит на меня взгляд. Откидывает волосы со лба. Глаза опухшие, белки в красных сеточках.
Вообще-то у неё глаза красивые, редкого в наших краях светло-зелёного цвета. Но когда они такие, как сейчас, — они страшные, будто варёные.
— Я, кажется, просила меня так больше не называть… — цедит медленно и опасно.
— А как тебя называть? Может, крошкой? Или рыбкой? А?
Лиса выуживает из-под стола квадратную бутылку скверного эстонского «Баллантайна» — его легко отличить от настоящего по поносному оттенку жидкости, — наливает в залапанный пивной бокал и снова смотрит мимо меня.
— Что-то долго…
Я беру бокал и выплёскиваю пойло в раковину. Она выпячивает губу.
— Хотела бы я знать, что тебя больше злит, котик, — говорит она медленно. — Что я типа хочу выпить или что я типа не хочу детей?
И я должен ответить.
— Могу сказать, рыбка. Больше всего меня злишь ты.
— А, — говорит она с облегчением. — Это легко пережить. К тому же у меня сейчас месячные, так что, котик, пойди подрочи.
И в этот момент в микроволновке взрывается та дрянь, которую я сунул разогреваться. Явно что-то с кетчупом внутри, — потому что стекло изнутри заляпано киношной кровью и киношными внутренностями. Они сползают, шипя и пузырясь…
Мы некоторое время пялимся на это непотребство. Потом Лиса вздыхает:
— Н-да. Жизнь в целом не задалась…
Я знаю, что если я сейчас ударю её, то убью. Несмотря на все её навыки. Просто я тяжелее, сильнее и опытнее. Мне придётся повозиться, но я её убью. Поэтому я сажусь напротив, любуюсь ею (исключительно как явлением природы) и говорю:
— Ну ты и сука…
Она молча разводит руками, наклонив голову: ну, мол, так получилось, тяжёлое детство, мегабайтные игрушки, осквернённая наследственность, дурное влияние среды, ну, сука, да, уже ничего не поделаешь, любите меня, пока тёплая.
