После тяжелых бомбардировщиков появились пикирующие. Двухмоторные, с какими-то обрубленными крыльями Мне было видно, как они неуклюже, словно споткнувшись, один за одним с пронзительным воем устремлялись вниз, на центр поселка. На пикировщиках имелись специальные сирены, которые они, входя в пике, включали для устрашения. Ревели моторы, выли душераздирающим воем эти противные сирены, грохали взрывы. Одни отбомбились, появлялись другие. И опять тройка за тройкой, девятка за девяткой. С четкими черно-белыми крестами. Поочередно, кувырнувшись носом вниз, падают, вываливают свой смертельный запас и снова взмывают. А вслед за ними в воздух вместе с дымом и землей взлетают доски, балки, листы кровли. Вот снова мелькают кресты на крыльях, и снова взрывы. Крест - взрыв! Крест - взрыв! И все там, в центре поселка, где плотно теснятся и жилые постройки, и Дом культуры, и больница.
Новые партии захватывают новые участки поселка. Одни самолеты сбрасывают по четыре-пять бомб, другие высыпают их целые вереницы. В одной из таких верениц я насчитал четырнадцать, в другой двадцать штук. По улицам раскатывалось это взрывов и стеной поднимались взбросы земли с обломками разлетающихся строений.
Потом появилась особо рьяная стая пикировщиков. Включив сирены, они с пронзительным, надрывным воем бросались вниз, но не выгружали сразу, а швырнув по две-три бомбы, взмывали, набирали, двигаясь по кругу, высоту, делали новый заход и все повторяли сначала. И так несколько раз, будто старались продлить удовольствие, взрывая дома и убивая жителей. И им никто не мешал. Зенитки, похоже, частью были уже подавлены, многие молчали, а те, что стреляли, не причиняли бомбившим никакого вреда. Наши же прославленные песнях соколы не появлялись. Ни вчера, ни сегодня я и близко не видел ни одного нашего истребителя. Немцы свободно расстреливали город, потешались над нами как хотели. Эта наша беспомощность перед их авиацией просто подавляла. Поэтому, когда среди уж совсем нагло летевших на малой высоте двухмоторных бомбардировщиков один из них вдруг задымился, я страшно обрадовался: молодцы зенитчики! Однако этот паскудный фриц не упал. Оставляя за собой хвост дыма, он круто отделился от остальных и потянул на запад, так с редеющей полоской дыма и скрылся вдали.
Следя за этим подбитым, я не заметил, как налетел еще один косяк тяжелых бомбовозов. Увидел их, когда они уже выкинули свой груз, над кладбищем, за Сорока домиками, и продолговатые цилиндрики бомб по наклонной уже неслись на нас. "На этот раз уж точно на нас", как бритвой полоснула мысль.
