С тех пор прошло много лет. Я успел кое-чему научиться. Тому, например, что подозрение — не самый лучший способ составить о человеке верное мнение, что в нашей работе это лишь одно из средств к достижению цели и что пользоваться им надо крайне осторожно.
Я отбросил смятые листья магнолии и вошел во двор.
С крыши еще срывались редкие звонкие капли. Они падали в лужи и, наверно, выбивали в них пузыри.
Сна не осталось ни в одном глазу. Он улетучился вместе с усталостью, и я пожалел, что не воспользовался предложением Вадима. Прокатиться бы сейчас по городу, поболтать о том о сем, не обязательно о Сергее — так, о музыке и вообще. А то махнуть на пляж, искупаться — смешно сказать, но если не принимать во внимание кратковременное и пока единственное погружение в морскую водичку в день приезда, я до сих пор не выбрал времени по-настоящему окунуться, поплавать вволю, все не до того было.
— Володя, это ты? — окликнули меня по имени.
— Нина? — По моим расчетам, она давно должна была видеть десятый сон — шутка ли, час ночи!
Я вслепую пошел на голос.
Нина сидела в беседке.
Лунный свет, чудом пробившийся сквозь густые побеги винограда, пятнами лежал на скамейке. Лицо и плечи Нины тоже были залиты лунным светом, но не прямым, а мягким, отраженным, от которого слабо фосфоресцировал воздух и поблескивали крошечные, похожие на застывшее стекло бусинки на листьях.
Я присел рядом.
— Он уехал? — спросила Нина.
— Уехал.
Это были первые слова, которыми мы обменялись после размолвки.
— Ты знал его раньше? — Она говорила, глядя в сторону, в противоположный угол беседки, хотя смотреть там было не на что: он был черным, как провал, ведущий куда-то под землю.
— Нет, с чего ты взяла?
Она не ответила.
— Вы, конечно, договорились встретиться?
— Конечно, — соврал я.
— И он пригласил тебя к себе на дачу?
— Пригласил, — ответил я, несмотря на то, что впервые слышал, что у Вадима есть дача.
— Я так и думала… — Возможно, она что-нибудь добавила бы к сказанному, но помешал резкий протяжный гудок, долетевший со стороны порта.
Нина поежилась. На ней было легкое платье, да и то без рукавов.
— Тебе холодно? — Я стянул с себя свитер и накинул его ей на плечи.
— Спасибо. — Она потянулась за сигаретами, но пачка была пуста, и Нина положила ее на скамейку.
Мы сидели молча. Я где-то читал, что молчание сближает. Может, оно и так, только наше молчание было скорее в тягость. Как будто каждый, думая о своем, догадывался, о чем думает другой, и чувство мнимого понимания, которого на самом деле не было и в помине, мешало отнестись друг к другу с настоящим доверием.
