— Засекут, как пить дать, засекут, — продолжал тянуть свою грустную арию Герась. — Я ж на учете. Меня в милиции как облупленного знают. А тут иностранцев полно…
— Где ты видишь иностранцев? — не выдержал я.
— Где-где, — передразнил он. — «Интурист» рядом. До «тропы» рукой подать. Мне б за километр обходить, а я суюсь прямо в пекло…
— Ладно, не скули.
— Конечно, тебе-то что, тебя здесь никто не знает. И карточки твоей в милиции нет…
— Нет, так будет. Связался на свою голову. Ну где она, «тропа» твоя хваленая? Идем, что ли?
— Подождем еще немного, а? — предложил он неуверенно и тут же, себе противореча, махнул рукой: — А, была не была, не век же здесь торчать. Пошли… — И двинулся через мощенную брусчаткой площадь.
В рощице, неподалеку от театра, действительно было помноголюдней. И тропа была. Да не одна, а с полдюжины. Тенистые, уложенные дерном, они петляли в душистых зарослях рододендрона, между увешанных мелкой листвой эвкалиптов и вели вдоль берега в лощину, где располагался гостиничный комплекс «Интуриста». Оттуда и валила сюда иностранная публика в поисках тишины и прохлады.
Не успели мы сделать и четырех десятков шагов по этому утопавшему в зелени Эдему, как идущий впереди Герась резко тормознул и шарахнулся вправо, совершив одновременно разворот на полных сто восемьдесят градусов.
— Стой! — скомандовал он.
По инерции я сделал шаг-другой в том же направлении.
— Стой, говорю! — прошипел он свирепо. — И не таращься в ту сторону! Не видишь, Стас клиента обрабатывает.
Навстречу нам по одной из боковых тропинок шел высокий пожилой мужчина в белой тенниске, подрезанных до колен хлопчатобумажных брюках и шлепанцах на босу ногу. Рядом с ним семенил среднего роста малый с круглым румяным лицом и, энергично помогая себе руками, что-то ему втолковывал. Это и был, как я понял, «Стас, обрабатывающий клиента».
Они прошли совсем близко, однако ничего, кроме обрывка фразы, произнесенной на скверном, искаженном до неузнаваемости немецком, я не разобрал.
— Он что, языки знает, твой приятель?
— Заткнись! — Герась дождался, пока оба скрылись за деревьями, и лишь затем сообщил: — Самоучка он. И по-немецки, и по-английски шпарит, будь здоров! — И уж совсем по-свойски поделился: — Во работает, гад! Который сезон на «тропе», а ни разу не попался. А спроси, почему?
— Почему? — откликнулся я.
— Нюх собачий. Он иностранцев этих за версту как рентгеном схватывает, знает, кто чем дышит: кто позагорать приехал, а кто чемодан порастрясти. Глаз у него наметанный. Ну и языки, конечно. Светлая голова! «Ладу» на этом деле поимел последней модели — уметь надо! Железный кадр! За ним не пропадешь! — Истощив запас комплиментов, он бухнулся на стоявшую поблизости скамью. — Хорошо, что не разминулись. Я ж говорю, ты везунчик.
