. Имя вполне подходящее. Через несколько минут какая-то личность выпрыгнула из окна на тихую улицу недалеко от парка Сент-Джеймс
[2], приземлилась на мусорный ящик и остановила такси.
«Пока поезжайте все равно куда», — сказал он.
«Эти большие шишки, — подумал таксист, — сами не знают, куда им надо» — и поехал вокруг парка.
Вечером он ужинал в битком набитом ресторане, специально. Еще днем он заказал номер в «Браунзе»[3] и, направляясь на ужин, купил газету. Если он совершил что-то, заслуживающее порицания, это следовало знать; если он был знаменит, это было бы забавно. Но портье встретил его и его чемоданы — спешно купленные на Пикадилли[4] — с обычной вежливостью и без всяких признаков узнавания. Это подтвердила и газета.
В ресторане он блаженствовал. Оказалось, ему безумно нравится ужинать в одиночку, и он подумал, что это, наверное, удовольствие, в котором ему было отказано в прошлом. За соседним столиком ссорилась пара: тоненькая, натянутая как тетива, хорошенькая девушка и небольшой, плотный, безнадежно отчаявшийся человек. Физически они были созданы друг для друга, и приятно было думать, что он теперь избавлен от этой пытки; он как будто что-то знал, в своей забытой памяти, о союзах, которые по всем законам физиологии и химии должны были быть идеальными, а по слабости человеческой становились тюрьмой. Он стал гадать, любил ли он ту женщину за обедом, но ведь тогда какое-то притяжение, телесное или духовное, по памяти, не дало бы ему убежать через мужскую уборную? Он нежил и лелеял свою тайную свободу.
На следующий день он бродил по улицам, умиротворенно наблюдая торопившиеся толпы. У каждого в толпе на лице была печать спешки, или желаний, или пустоты. Все они откуда-то пришли, куда неотвратимо должны были вернуться, либо спешить дальше. Вначале он избегал полицейских, но потом решил держаться нагло, и с интересом отметил, что за ним никто не гонится; очевидно, его оставят в покое. А вдруг связь со вчерашней женщиной была все-таки не респектабельной? Занятно было думать, что она его любовница и в этот самый момент сидит у телефона и ждет, когда он позвонит.
В библиотеке он поглядел себя в «Кто есть кто»[5] и в «Объявлениях»[6]; похоже, он не был ни пэром Англии, ни актером, ни представителем полезной профессии. Он попробовал небольшой эксперимент в банке — у него в кармане брюк была чековая книжка.
«Жена и дети в порядке, — начал он, — а как ваши?» — обращаясь к банковскому клерку, принявшему его чек без всяких вопросов. С подписью было сложновато, но напряженная правая рука с этим справилась; в конце концов риска никакого не было — у него по-прежнему было его собственное лицо — но клерк на него даже не взглянул.
