Помню, в детстве я был настолько впечатлителен, что расстраивался, если на пол падала какая-то вещь. Но мне объяснили, что вещам не больно, они не чувствуют и не думают. Тогда я решил применить это к себе, и когда падал и разбивал колено, говорил себе, вместо того чтобы заплакать: "Бернард упал". Когда я произносил свое имя, упав, то становился кем-то другим, не собой, и оттого было не так больно. Пускай мое тело нелепо распласталось на тротуаре, но улица была полна другими детьми. Я с моими руками, ногами, с моим именем, фамилией, любовью к чернике был всего лишь одним из многих, и этому мальчику я сочувствовал не больше, чем остальным.
В юности я одно время хотел усовершенствовать эту технику. Наблюдая за собой, пытался добиться окончательного разделения на себя и на Бернарда. За столом он думал: "Это ест Бернард", а за работой: "Это Бернард работает". Потом он откроет дверь, выйдет на улицу...
Но я слишком легко отвлекался. Стоило чему-то приятному произойти, как я становился собою, тем самым, что спал, ел, влюблялся и должен был умереть. Вечером я предавался мечтаньям, и каким! Я не хотел больше наблюдать себя, я хотел быть собою, плыть по течению собственной жизни, смеяться от радости, рыдать от горя.
Чтобы избежать этого, был только один путь. Мне надо было уехать прочь от семьи и обычных удовольствий, прочь от издательства. Мне надо было сосредоточить внимание на себе самом. Я жаждал - но так недолго - холодного, бесконечного, светлого пространства для наблюдений.
Мне кажется, что в доме становится холоднее.
Кассиан говорил когда-то, что он человек огня, "огненный человек". Его огонь горит в пустоте, и от него происходит худоба Кассиана, нервное ломание рук. Я же, если смотреть по гороскопу, существо холодное и влажное. Озеро, высокие горы - моя стихия. Пытался вспомнить, сколько раз в жизни я по-настоящему замерзал, и ничего не приходило на ум. Мне всегда как будто зябко. Помню, что, когда исчезла Ксения, меня особенно часто пробирал озноб. Шерстяная одежда не помогала, приходилось долго стоять под горячим душем.
В том мире, о котором я думаю, в октябре как мука просыплется снег. Он не покроет город, а лишь припудрит там и сям мерзнущую землю. Клара будет наблюдать из окна, как снег опускается на асфальт. Лед на подоконнике застанет их врасплох. "Холод сжимает ледяные пальцы на нашем горле", запишет Ян на полях журнала посещаемости. Через две недели жизнь превратится в поиск источника тепла. Они будут включать огонь на плите и почти задыхаться в кухнях. В одежде будет цениться количество слоев: штаны на штаны, кофты на кофты. Варежки не будут сниматься никогда, Клара ляжет спать в вязаной шапке. Весь день будут ждать восьми часов вечера, когда в кранах появится горячая вода. В ванне они пребудут до красной распаренности, до забвения зимы за стеклами. Алая кожа - закат зимнего солнца.
